Дадли громко разрыдался. То есть на самом деле он вовсе не плакал, последний раз настоящие слезы лились из него много лет назад, но он знал, что стоит ему состроить жалобную физиономию и завыть, как мать сделает для него все, что он пожелает.
-- Дадли, мой маленький, мой крошка, пожалуйста, не плачь, мамочка не позволит ему испортить твой день рождения! -- вскричала тетя Петунья, крепко обнимая сына.
-- Я... Я не хочу... Не хоч-ч-чу, чтобы он ехал с нами! -- выдавил из себя Дадли в перерывах между громкими всхлипываниями, кстати, абсолютно фальшивыми. -- Он... Он всегда все по-по-портит!
Тетя Петунья обняла Дадли, а тот высунулся из-за спины матери и, повернувшись ко мне, состроил отвратительную гримасу.
- вот поросенок мелкий.
- и не говори.
В этот момент раздался звонок в дверь.
-- О господи, это они! -- В голосе тети Петуньи звучало отчаяние.
Через минуту в кухню вошел лучший друг Дадли, Пирс Полкисс, вместе со своей матерью. Пирс был костлявым мальчишкой, очень похожим на крысу. Именно он чаще всего держал жертв Дадли, чтобы они не вырывались, когда Дадли будет их лупить. Увидев друга, Дадли сразу прекратил свой притворный плач.
Полчаса спустя Гарри, не смевший поверить в свое счастье, сидел на заднем сиденье машины Дурслей вместе с Пирсом и Дадли и впервые в своей жизни ехал в зоопарк. Тетя с дядей так и не придумали, на кого меня можно оставить. Но прежде чем я сел в машину, дядя Вернон отвел меня в сторону.
-- Я предупреждаю тебя! -- угрожающе произнес он, склонившись ко мне, и лицо его побагровело. -- Я предупреждаю тебя, мальчишка, если ты что-то выкинешь, что угодно, ты просидишь в своем чулане взаперти до самого Рождества!
--Я буду хорошо себя вести! -- пообещал я. -- Честное слово...
Но дядя Вернон не поверил мне. Мне никто никогда не верил.
- да и когда я пошел в Хогварц эта проблема осталась.
Проблема заключалась в том, что со мной часто приключались довольно странные вещи, и было бесполезно объяснять Дурслям, что я тут ни при чем.
Однажды тетя Петунья заявила, что ей надоело, что я возвращаюсь из парикмахерской в таком виде, словно вовсе там не был. Взяв кухонные ножницы, она обкорнала меня почти налысо, оставив лишь маленький хохолок на лбу, чтобы, как она выразилась, "спрятать этот ужасный шрам". Дадли весь вечер изводил меня глупыми насмешками, и я не спал всю ночь, представляя себе, каким посмешищем я стану в школе, где надо мной и так издевались из-за мешковатой одежды и заклеенных скотчем очков.
Однако на следующее утро я обнаружил, что мои волосы снова успели отрасти и выгляжу я точно также, как выглядел до того, как тетя Петунья решила меня подстричь. За это мне запретили целую неделю выходить из чулана, хотя я пытался заверить Дурслей, что понятия не имею, почему волосы отросли так быстро.
В другой раз тетя Петунья пыталась заставить меня надеть старый джемпер Дадли -- ужасный, просто отвратительный джемпер, коричневый с оранжевыми кругами. Чем больше усилий она прикладывала, чтобы натянуть джемпер на меня, тем меньше он становился, и, в конце концов, съежился настолько, что с трудом налез бы на куклу, но уж никак не на меня. К счастью, тетя Петунья решила, что джемпер сел после стирки, и я избежал наказания.
Был еще случай, когда я натерпелся неприятностей из-за того, что меня заметили на крыше школьной столовой. В тот день Дадли и его компания, как обычно, гонялись за мной, я пытался от них ускользнуть, и в какой-то момент я, к собственному удивлению -- и к удивлению всех остальных, -- оказался на трубе. Моя классная руководительница послала Дурслям гневное письмо, в котором написала, что я лазаю по крыше школы.
Я пытался объяснить дяде Вернону что я всего лишь хотел перепрыгнуть через мусорные баки, стоявшие за столовой, и сам не понял, как оказался на крыше, но тот молча запер меня в кладовке и ушел. Самому себе я объяснил, что, когда я прыгал через баки, меня подхватил порыв ветра -- потому так все и получилось.
- и таких происшествий было много. и почти после каждого трясущиеся дурсли запирали меня в чулане.
Но сегодня все должно было пойти просто отлично. Я даже не жалел о том, что нахожусь в компании Дадли и Пирса, -- ведь мне посчастливилось провести день не в школе, не в чулане и не в пропахшей кабачками гостиной миссис Фигг. А за такую возможность я готов был дорого заплатить.
Всю дорогу дядя Вернон жаловался тете Петунье на окружающий мир. Он вообще очень любил жаловаться: на людей, с которыми работал, на меня, на совет директоров банка, с которым была связана его фирма, и снова на меня. Банк и я были его любимыми -- то есть нелюбимыми -- предметами. Однако сегодня главным объектом претензий дяди Вернона стали мопеды.
-- Носятся как сумасшедшие, вот мерзкое хулиганье! -- проворчал он, когда нашу машину обогнал мопед.
-- А мне на днях приснился мопед, -- неожиданно для всех, включая себя самого, произнес я, вдруг вспомнив свой сон. -- Он летел по небу.
Дядя Вернон чуть не въехал в идущую впереди машину. К счастью, он успел затормозить, а потом рывком повернулся ко мне -- его лицо напоминало гигантскую свеклу с усами.
-- МОПЕДЫ НЕ ЛЕТАЮТ! - проорал он. Дадли и Пирс дружно захихикали.
-- Да, я знаю, -- быстро сказал я. -- Это был просто сон.
- и что, это был настоящий мопед?
- да, как мне сказал хагрид, его еще мой кресный зачаровывал.
Я уже пожалел, что открыл рот. Дурсли терпеть не могли, когда я задавал вопросы, но еще больше они ненавидели, когда я говорил о чем-то странном, и не имело значения, был ли это сон или я увидел что-то такое в мультфильме. Дурсли сразу начинали сходить с ума, словно им казалось, что это мои собственные идеи. Совершенно лишние и очень опасные идеи.