В столовой раздался визг, в кухню ворвался дядя Вернон, и его глазам предстал я, с ног до головы облепленный пудингом тетушки Петуньи.
Сначала показалось, что дяде Вернону удалось разрядить обстановку.
-- Это всего только наш племянник... Он не в себе, знаете ли... Незнакомые люди очень его пугают... И приходится держать его наверху, -- говорил он, провожая Мейсонов обратно в столовую.
Вернувшись, он сунул в руки мне швабру и пригрозил, вот только гости уйдут, избить меня до полусмерти. Тетя Петунья полезла в морозильник за мороженым, а я принялся наводить в кухне чистоту.
Возможно, дяде Вернону удалось бы заключить самую крупную в жизни сделку, но в тот вечер семейство поджидала еще одна напасть.
Тетя Петунья стала обносить гостей коробкой с мятным шоколадом, как вдруг в открытое окно столовой влетела, шурша крыльями, огромная сова, уронила на голову миссис Мейсон письмо и вылетела обратно в темноту сада. Миссис Мейсон закричала дурным голосом, не хуже ирландского привидения, приносящего весть о близкой смерти, и выскочила вон из дома. После чего мистер Мейсон оставался в гостях ровно столько, сколько надо, чтобы сказать: жена его больше всего на свете боится птиц любого вида и цвета, а он вообще таких шуток не понимает.
Я стоял на кухне, сжимая в руках швабру, как будто ища в ней поддержку: дядя Вернон надвигался на него с безумным блеском в крошечных глазках.
-- Читай! -- злобно прошипел он, размахивая перед моим носом письмом, которое принесла сова. -- Читай вслух!
Я взял письмо. Поздравления с днем рождения в нем не было. Вот что он прочитал:
"Дорогой мистер Поттер!
Мы получили донесение, что в месте Вашего проживания сегодня вечером в двадцать один час двенадцать минут было применено заклинание Левитации.
Как Вам известно, несовершеннолетним волшебникам не разрешено вне школы использовать приемы чародейства. Еще одна такая провинность, и Вас исключат из вышеупомянутой школы согласно Указу, предусматривающему разумное ограничение волшебства несовершеннолетних (1875 г., параграф С).
Также напоминаем, что любой акт волшебства, способный привлечь внимание не умеющего колдовать сообщества (простецы), является серьезным нарушением закона согласно Статусу секретности Международной конфедерации колдунов и магов.
Счастливых каникул!
Искренне Ваша,
Муфалда Хмелкирк
Отдел злоупотребления магией
Министерство магии".
Я кончил читать и сглотнул комок в горле.
-- Ты почему не сказал нам, что тебе запрещено колдовать вне школы? -- обрушился на меня дядя Вернон -- в глазах у него плясали взбесившиеся светляки, так, во всяком случае, мне показалось. -- Скажешь, что просто забыл... вылетело из головы...
Дядя Вернон навис надо мной как огромный, оскалившийся бульдог.
-- Ну вот что, у меня для тебя приятнейшее известие. С сегодняшнего дня ты будешь посажен под замок... И никогда больше не вернешься в ту школу... никогда. А вздумаешь колдовать, они все равно тебя выгонят!
И, захохотав, как помешанный, он потащил меня наверх в мою комнату.
Дядя Вернон не бросал слов на ветер. На другое утро он позвал плотника, и тот за умеренную плату забрал деревянной решеткой окно в моей комнате. Потом своими руками прорезал внизу двери отверстие и навесил кошачью дверцу. Три раза в день пленнику давали немного еды, утром и вечером выводили в туалетную комнату. Все остальное время суток я был заперт у себя в комнате на ключ.
- о чем я и говорил. они не хотели отпускать меня в эту школу. надеялись, что я буду в их понимании нормальным человеком. даже Дадлины учебники мне притащили.
* * *
Так прошло три дня. Дурсли и не думали сменить гнев на милость. Я лежал на кровати и глядел сквозь зарешеченное окно, как медленно садится солнце. Что-то со мной теперь будет? Сердце в отчаянии сжималось -- я не видел никакого выхода.
Что толку вызволять себя из заточения с помощью магии, ведь тогда меня исключат из Хогвартса. Но и жизнь на Тисовой улице не сулила ничего хорошего. Дурсли узнали, что могут спокойно спать, никто ночью не обратит их в летучих мышей, и теперь у меня нет против них оружия. Добби, возможно, и спас его от какой-то страшной опасности, грозившей ему в Хогвартсе. Но ведь здесь меня ждет просто голодная смерть.
Скрипнула кошачья дверца, и рука тети Петуньи втолкнула в комнату миску с супом. У меня от голода уже давно сосало под ложечкой, я вскочил с постели и ринулся к миске. Суп был холодный как лед, но я в несколько секунд ополовинил ее. Затем подошел к клетке Букли и вывалил в ее плошку оставшееся овощное месиво. Сова распушила перья и презрительно глянула на меня.
-- Нечего воротить клюв, -- уныло проговорил я, -- это все, что у нас есть.
Поставив пустую миску на пол рядом с кошачьей дверцей, я опять лег на постель. Есть хотелось еще сильнее.
Допустим, я не умру в оставшиеся четыре недели. Хватятся ли меня в Хогвартсе, если я первого сентября туда не вернусь? Пошлют ли кого-нибудь узнать, что со мной? Смогут ли уговорить семейство Дурслей отпустить меня?
Комната погружалась во мрак. Измученный, голодный -- в животе громко бурчало, -- осаждаемый неразрешимыми вопросами, Гарри забылся тревожным сном.