По крайней мере, именно так воспринимали это произведение в офицерской массе. Таково же мнение генерал-лейтенанта А. И. Деникина: «Если каждый тип в „Поединке“ — живой, то такого собрания типов, такого полка в русской армии не было».
Отличительной чертой автора воспоминаний является очень цепкая память: четкое перечисление тех или иных покупок, предметов интендантского довольствия, часто с указанием не только количества, но и цен, точно указанные расстояния позволяют автору максимально подробно показать картину русской провинциальной жизни. Недаром за основу написания воспоминаний взят дневник, в котором автор регулярно в течение жизни оставлял краткие записи.
Могут вызвать у читателя улыбку и краткие абзацы, посвященные личной жизни автора с точным перечислением «дам сердца», наподобие списочного состава роты, с указанием фамилии-имени-отчества. Вообще, описывая какие-то семейные или личные моменты, автор откровенен, порой представляя читателю подробности, которые можно было бы смело опустить (к примеру, сцена с танцами в детстве).
Посвященный, по словам автора, малолетней дочери текст просто переполнен совершенно лишними для адресата подробностями. Таковыми же они являются и для стороннего читателя: повествования о «Мессалинах» маленьких гарнизонов зачем-то полны инициалов, но уяснить, какие именно претензии предъявляет автор в конкретных случаях, нелегко. Вместо повествования М. М. Иванов иногда предпочитает «делать страшные глаза». Повторимся, что нахождение некоторой части сюжетов в адресованной дочери рукописи совершенно, на наш взгляд, неоправданно, а лукавый уход за инициалы и многоточия не добавляет ясности изложению.
Для поправления здоровья супруги М. М. Иванов переводится служить на юг — из Рязани в Феодосию, в 52-й пехотный Виленский полк, входивший в состав 13-й пехотной дивизии. На рубеже XIX–XX веков служба в ряде частей Одесского военного округа, особенно расквартированных в прибрежных городах, имела свою специфику. Прежде всего, это касалось полков 13-й пехотной дивизии и 4-й стрелковой бригады. В конце XIX века Россия вплотную приблизилась к контролю над Черноморскими проливами (в первую очередь, Босфором). Важность входа в Черное море прекрасно осознавалась, события на Балканах и в Оттоманской империи говорили о том, что наступит момент, когда император должен будет в сжатые сроки «принять на себя защиту входа в Черное море». Планы Босфорской десантной операции тщательно готовил начальник Главного штаба и выдающийся русский военный и государственный деятель, генерал от инфантерии Николай Николаевич Обручев, к этому готовился Черноморский флот, для этого тренировались содержащиеся в усиленном составе приморские части Одесского военного округа, которые должны были войти в «войска первого рейса». Именно для внешнеполитического обеспечения этой операции в 1887 году был заключен так называемый «Договор перестраховки» между Российской и Германской империями, обеспечивавшей невмешательство Германии в случае установления русского контроля над проливами.
Свой высокий уровень «морской» подготовки чины полков 13-й пехотной дивизии и 4-й стрелковой бригады подтвердили и на Дальнем Востоке, куда прибыли (вместе с автором воспоминаний), послужив основой формирования частей 11-го Восточно-Сибирского стрелкового полка.
Одним из главных мотивов, побудивших Михаила Михайловича сменить курортный Крым на еще вовсе не обжитые дальневосточные рубежи, да еще в «свежеприобретенной» Россией Квантунской области, внутри китайской территории, была надежда на ускоренное чинопроизводство. При царе-миротворце Александре III Россия наслаждалась мирным временем, экономический рост и развитие страны не омрачались военными тревогами, а престиж империи был «на высоте». Армию же подобный «штиль», столь редкий в отечественной истории, привел к некоторому застою. Например, чинопроизводство в полках шло исключительно по старшинству в чинах и на освобождающиеся должности, которые… не освобождались. В частности, М. М. Иванов в 35 лет, через 8 лет пребывания в чине поручика, все еще в нем оставался. То есть даже в случае открытия вакансии очередь до него дошла бы только через несколько (и немало!) лет. Для значительной части армейских строевых офицеров того времени венцом карьеры было производство в чин подполковника, получаемый уже при выходе в отставку. Должность командира роты была служебным потолком.