Дикий попросил меня поехать в Муром и разобраться на месте. Я взял с собой двух офицеров, которые занимались этим делом. Приехали мы во второй половине дня, посмотрели летучку, послушали директора и военпреда, приняли решение начать рассмотрение замечаний с 9 часов на другой день.
Директор решил провести совещание в зале заседаний. Когда мы зашли, зал был переполнен. Он стал представлять присутствующих: второй секретарь Горкома КПСС, секретарь парткома завода, председатель профкома завода и т.д. Я попросил принести тетрадь, расчертил ее на графы и записал первое замечание: «При выстреле из танка открываются дверцы тепловоза». Я спросил директора: «Что будем делать?» Он ответил: «Надо усилить запор у ручки двери». Я записал его предложение в соответствующую графу, а затем спросил: «С какого номера?» Он немного растерялся, а потом сказал: «С первого». Дальнейшее рассмотрение пошло таким же порядком.
Дошли до самого крупного замечания. Во время испытаний образца на Дальнем Востоке кто-то предложил на пустой платформе поставить бронированный ящик шириной и высотой 120 сантиметров, чтобы туда сажать солдат. С этим ящиком попали под какой-то дождь, после чего ему приделали крышу. Солдаты прозвали это сооружение «собачья будка». Так как в этом ящике стало темно, ПTK потребовал провести в него свет от тепловоза. Посмотрев на директора, я сказал: «Этот ящик вообще надо убрать. Вы согласны?» Он, конечно, с радостью согласился, при печальных лицах приехавших со мной офицеров. И так до обеда мы рассмотрели почти все замечания.
После обеда в зале остались только заводчане, и мы решили быстро все оставшиеся вопросы. До конца дня протокол был отпечатан и подписан, и мы на другое утро поехали домой.
После Нового года директор завода позвонил Бабаджаняну и сообщил о том, что они программу закончили полностью, поблагодарил маршала за помощь и попросил назначить председателем комиссии по утверждению чертежно-технической документации на бронелетучку Л.Н. Карцева. После утверждения этой документации мне пришлось утверждать документацию в Мариуполе и на бронепоезд.
На Кировский завод в Ленинграде по своей воле я не ездил, так как считал их работу бесперспективной, а руководителей КБ зазнайками. Создавали они танк с газовой турбиной, составляли всяческие решения с Рябовым, которые потом полностью не выполняли, из-за чего у них бывали трения с военной приемкой, которые кончались последующими решениями ГБТУ и завода.
Однажды проверить выполнение очередного решения послали меня. Проверка проводилась на заводе им. Климова у главного конструктора газотурбинного двигателя С.П. Изотова, в кабинет которого набилось много народа. Главный конструктор Кировского завода Н.С. Попов представил некоторых из них, в том числе и двух инструкторов Обкома КПСС, которые курировали оба завода. Докладывал районный инженер, полковник И.П. Афанасьев. Он начал перечислять пункты последнего решения и результаты их выполнения. Вдруг Попов вскочил со своего места, истерично закричал: «ГБТУ против нашего танка!» – и выскочил из комнаты.
Я повернул голову в сторону инструкторов обкома и сказал: «Попов пока не Герой Социалистического Труда, а так себя ведет. Когда вы его сделаете Героем, с ним вообще не справитесь. Ему надо заниматься не политикой, а своим делом, выполнять решения по доработке конструкции танка, которые он сам подписал. Афанасьев выполняет свои обязанности и получает за это деньги». Видя такое дело, Изотов вышел из комнаты и через некоторое время привел успокоившегося Попова. Дальше совещание прошло без истерик. Все вопросы были согласованы.
Вскоре меня назначили председателем комиссии по рассмотрению деревянного макета нового танка у Попова. Замечаний было много, но одно было особое – по башне. Для того чтобы уменьшить массу танка, кировчане решили уменьшить высоту башни по бокам, в зоне экипажа, в результате чего в середине образовался прямоугольный выступ для пушки, который не позволял установить люки экипажа, как положено, большой осью поперек башни. Они же поставили люки так, что члены экипажа должны были садиться в танк и там поворачиваться на 90 град. Это сильно затрудняло вход и выход из машины. Когда поднялся этот вопрос, Попов показал мне ГОСТ на размеры люка, которые соблюдены у них. В ответ, указав на дверь, я спросил: «Николай Сергеевич, дверь в вашем кабинете сделана по ГОСТу?» Он ответил: «Да». Я предложил ему перевернуть дверь на 90 град., а потом через нее выйти... На том обсуждение было закончено. Мы уехали, не утвердив макет.
После этого Попов установил башню с автоматом заряжания харьковского танка Т-64А. Видимо, по его просьбе меня не стали посылать на Кировский завод. Позднее Н.С. Попов стал Героем труда, Лауреатом Ленинской премии, членом ЦК КПСС, сумел организовать на Омском заводе производство танка Т-80, который был хуже и дороже уже стоявших на производстве танков Т-72 и Т-64А.
В 1974 г. Генштаб заказал нам научно-исследовательскую работу по определению боевой эффективности наших танков, в результате которой составить таблицу коэффициентов военно-технического уровня по отношению к танку Т-55, приняв его коэффициент за единицу. Председатель НТК решил сам стать руководителем этой темы. Участниками этой работы стали два научно-исследовательских института и Военная академия бронетанковых войск. Срок на проведение этой НИР – два года. В течение этих двух лет Валентин Петрович периодически собирал исполнителей. Они о чем-то спорили, но решение было стандартным – продолжить работу. Я в этой работе не участвовал, так как не видел в ней никакой продуктивности: танки оставались такими, какими они есть.
Как-то вечером в воскресенье Дикий звонит мне и сообщает, что заболел, а в понедельник на десять часов назначено последнее заседание по этой теме, так как во вторник из Генштаба приедет полковник за таблицей коэффициентов. Он попросил меня провести это совещание и сделать таблицу для Генштаба.
Собрались мы в кабинете председателя НТК. Как и на предыдущих совещаниях, единого мнения не было. Я обнаружил, что большинство разногласий по сотым долям, поэтому предложил их не считать, а оставить только десятые. Присутствующие с моим предложением согласились. Оказалось, что почти все коэффициенты по каждому танку стали одинаковыми... Например, коэффициент танка Т-62 стал 1,1 у всех. После этого я спросил: «Кто знает, как выбирают Папу Римского?» Из присутствующих никто не знал. Я рассказал, что епископов-выборщиков запирают в комнате с печью и не выпускают до тех пор, пока из нее не пойдет дым, означающий, что Папа избран. Затем я сказал, что иду на обед, запру их, а потом выпущу после того, как они согласуют остальные пункты. После обеда я открыл дверь и спросил, как идут дела. Они сказали, что согласованы все коэффициенты, кроме перспективного танка. Я рассказал исторический случай. Когда Суворов взял Измаил, к нему зашел в палатку адъютант и доложил, что Царица хочет знать, сколько убито турок? Он ему ответил: «Пиши больше, жалко что ли, этих басурманов?» Следуя Суворову, возьмем наибольшую цифру из всех предложенных, потому что из нас никто не знает, что это будет за танк и когда. Все согласились с моим предложением и пошли на обед. Я начисто переписал таблицу и отдал в печать. Через час она была отпечатана. Все участники ее завизировали. Я зашел к Бабаджаняну, он ее без замечаний утвердил. На следующий день таблица была в Генштабе. НИР была закончена в установленные сроки. Валентин Петрович сразу выздоровел и вышел на работу.
Читатели, видимо, заметили – решения я старался писать сам, так как в результате они были уже отредактированы и написаны четким, разборчивым почерком, что облегчало труд машинисток.
Новый начальник танковых войск
После смерти А.Х. Бабаджаняна начальником танковых войск в 1978 г. был назначен генерал-полковник Потапов Юрий Михайлович, занимавший до этого должность начальника штаба Дальневосточного военного округа. Он был моложе меня на три года, вместе со мной в 1949 г. окончил командный факультет Военной академии бронетанковых и механизированных войск. После Академии служил все время в войсках. Начиная с 1971 г. несколько раз возглавлял сравнительные войсковые испытания танков Т-64А, Т-72, Т-80.