Я использую землю, которую они сами вытаскивают из норы, чтобы сузить ход и
посмотреть, душу ли я их. Но мне кажется, что они чувствуют то же, что и я, и с большим
удовольствием посиживают в своей норе. Хотел бы я познакомиться с их норкой. Но не
могу, разве что попробовать ее разрушить. Я говорю себе, ведь есть же на свете всякие чумазые, грязнющие козявки, которые не умываются даже летом.
Я тоже не образец чистоплотности, но, по крайней мере, умываюсь слюной в любое
время. Вот воду я не выношу, если только не хочу пить. Сущее наказание, когда дождь
застает меня в саду (что время от времени случается в Мургии), а домашние закрыли дверь
в гараж. Как правило, я прячусь под крышей над лестницей, ведущей к главной двери, вот
только прихожу я, обычно, уже промокший до мозга костей.
Бильбао, Витория — города в Испании
Чинчон, канаста — карточные игры
Глава 12. Мои любимые походы.
Семейная жизнь в Мургии не такая, как в Мадриде. Едва мы приехали, как дети
разбежались, как, собственно, и я. Ведь у меня нет багажа, следовательно, я вовсе не обязан заниматься какими-то там чемоданами и сумками. А вот ребятня взвалила все это дело на старших, потому что им необходимо сию же секунду встретиться со своими друзьями-приятелями. Заблаговременные беседы и увещевания, проводимые родителями до того, как машина, или машины, если их несколько, не остановятся ни к чему не приводят. Всех будто корова языком слизнула, едва лишь приехали. И только Луис Игнасио, самый спокойный, уравновешенный и ответственный из них, изо всех сил помогает закончить обременительную и неприятную процедуру. Беглецы же, как обычно, помчались в квартал, где живут их двоюродные сестренки-братишки и какие-то друзья. Это где-то в районе шоссе, ведущего в Оро и Биториано, судя по указателям.
Бегония-дочь тоже умчалась, сломя голову, как обычно дождавшись, когда какая-нибудь из машин освободится от сумок и чемоданов. Машина нужна ей для поездки в Виторию, где ее поджидает жених. С тех пор, как малышка сменила мадридского жениха на виторианского, Мургия стала для нее не более, чем местом, где она спит и ест, причем спит не вовремя, а ест не всегда. С виторианских гулянок она приезжает, как правило, очень поздно. Отец всегда выговаривает ей, что не понимает, где они могут находиться поздно ночью в Витории, на что дочура постоянно отвечает, что столица Страны Басков (Эускади) – очень веселый город, и они с компашкой славно развлеклись. Вот так разговаривает наша сеньорита биолог.
Частенько возвращаясь на рассвете, малышка до смерти меня пугает, особенно, когда
входит через гараж, с силой хлопая металлической дверью. Я сплю рядом с дверью и в это время уже вижу десятый сон. От неожиданности я пугаюсь и подпрыгиваю иной раз чуть не до потолка. Ну ладно, положим, не до потолка, но потрясение сильное. В последнее время Бегония оставляет машину снаружи и входит через главную дверь. Так что никто не в курсе, во сколько же она возвращается. Да и какая разница, ведь потом, днем, малышка спит сколько хочет...
Хавьер иногда тоже приходит поздно, но его будят в разумное время, поскольку у него скверная привычка – оставлять учебу на потом, как-нибудь после лета. Так что хвосты за
ним до сентября, и мать обычно засаживает его за книги на полдня. К вечеру удержать его гораздо сложнее. Хотя в последнее время он стал, кажется, намного серьезнее. Должно быть, это любовь, как говорит тот, кто всем заправляет...
Луис Игнасио, Мичу и Уксия по обыкновению ужинают в семейном кругу. Где-то около
десяти вечера взрослые возвращаются из клуба, и Бегония-мать готовит ужин. Хотя в конце недели они, как правило, ужинают с друзьями. Затем эта троица безоговорочно направляется в гостиную и развлекается, глядя телевизор, который, кстати показывает довольно мерзко. Нет никакой разницы с Мадридом.
Несколько лет тому назад, когда соседняя усадьба, принадлежащая кому-то из виторианцев, была отделена от сада только колючей проволокой, мои набеги на ту территорию были более осторожными из-за страха перед коровами, которых хозяин
выпускал на волю с наступлением вечера. Эти злющие животные внушают уважение,
поскольку вроде бы никому ничего не делают до тех пор, пока не поднимают голову и не