после случившегося, дни, – и какие-то, охваченные мягкой тоской, тихие шаги по паркету.
С другой стороны, никто и представить себе не может, насколько мне не хватало Луиса
Игнасио. Хотя со своей стороны я получил покой.
По правде говоря, за месяцы отсутсвия этого парнишки, все остальные были гораздо
более ласковы со мной, уделяя мне массу времени. Все они гладили и гладили меня по
спине руками, ища во мне невозможного для них утешения. И хотя им так не хватало
шуток и игр, они смеялись, когда я, сознавая то, что им необходимо забыться, снова начинал блистать своим мастерством шута. Они смеялись, хотя в глазах их была такая печаль, что я сам немножко стыдился своего поведения. Они отлично понимали все мои старания и
усилия отвлечь их, и долго ласкали меня, благодаря более светлой улыбкой. Они принимались целовать меня в голову, как целовала меня Уксия с самых первых дней моей
жизни в семействе, и за что ее столько раз осуждали.
На протяжении всех этих нудно текущих месяцев, ребята вносили в жизнь семьи некую неразрывность. Ведь с несчастным случаем жизнь не прервалась, она продолжалась.
Казалось, они по-прежнему вели размеренную, нормальную жизнь, о которой просил их
тот, кто всем заправляет. Они не отлынивали от занятий, начали добросовестно учиться,
судя по первым предрождественским экзаменам и зачетам. Но ритм жизни был другим,
хотя бы из-за того, что всегдашние самые близкие друзья, да и другие, не перестали приходить в дом для того, чтобы узнать новости из больницы, или для того, чтобы каждый вечер по очереди вместе с домочадцами навещать Луиса Игнасио, когда его выздоровление вошло в нормальное русло, хоть и не лишенное драматизма.
Взрослых почти никогда не было дома, и дети отвечали на телефонные звонки и записывали сообщения, потому что телефон звонил все время, не умолкая.
* До 2001г в Испании военнообязанными становились мужчины с 17 лет (призыв с 19), с 2001г – служба только по контракту
Глава 16. Ночь чуда.
Через два дня после несчастного случая с Луисом Игнасио, мы покинули Мургию.
Домашний телефон, не смолкая, звонил целыми днями, а иногда еще и по ночам. И так
практически до самого Рождества, а вернее, до тех пор, пока мы не вернулись на
рождественские праздники в долину Зуя. Возможно, я несколько преувеличиваю, но,
уверяю вас, что в этом доме никто из нас не ложился спать раньше двенадцати, и телефон обычно трещал даже позднее этого.
Тот, кто всем заправляет, достаточно плохо переносил эти ночные звонки. Он не допускал,
что можно звонить так поздно даже при таких особых обстоятельствах. Это было делом принципа. Если нет чего-то действительно очень срочного и неотложного, если речь не идет об очень близкой семье, привычки которой известны, если между собеседниками нет какой-то негласной, или очевидной договоренности, то, начиная с половины одиннадцатого, не следует звонить ни в один “порядочный дом”. Интересно знать, до какой степени он верен своим убеждениям. Когда он отвечал на телефонный звонок после одиннадцати, – по моему мнению правило нарушено на полчаса, – на лице его отражалось недовольство, которое, правда, исчезало сразу же, как только он начинал разговор.
Я уверен, что, помимо обычного неприятия этих ночных звонков, его изначальное
недовольство ими было плодом нежности и заботы о жене. Он так старался, чтобы Бегония-мать могла бы отдохнуть после своих неустанных метаний целый день из дома в больницу, из больницы домой. Я говорю это, потому что видел сам, как он убрал телефон с ночного столика в их комнате и закрыл его поблизости в шкафу, чтобы звонок не нарушил ее сон.
Другое дело – посещения. Пока парнишка находился в медицинском центре, повидаться с
ним приходило множество друзей. Особенно, его собственных друзей. Было большущей и приятной неожиданностью узнать, что у этого парня, который почти никогда не рассказывал о своих приятелях, было море замечательных друзей. Одноклассники, те, кто учится вместе с ним на курсах Права при Университете, соратники по “Движению за права человека во всем мире”, соседи и просто закадычные друзья по жизни… Все старались помочь Луису Игнасио скоротать его долгие, мучительные часы страданий, перекидывались с ним картишки, когда он смог спускаться в инвалидном кресле в больничный вестибюль. Они были ласковы с ним, шутили, особенно девчонки, чтобы хоть немного отвлечь его от боли. Они от чистого сердца предлагали ему свою помощь в улаживании формальностей накануне начала учебы на курсах.