Когда мы с Мичу приходим на кухню, я уже знаю, что меня там ожидает. Так что я
принимаюсь за работу. Но они еще не расшевелились и смеются так вяло и лениво. И все же я не то, чтобы демонстративно, но использую момент, чтобы потянуться. Я потягиваюсь, вытягивая передние лапы, скользя ими по блестящей плитке кухонного пола и дугой выгибая спину. Я стремлюсь добиться гибкости, которую потерял, проведя столько времени, лежа на кровати, свернувшись клубком. Я зеваю, как можно шире. Полагаю, что от этого зрелища, от моего представления, становится немного веселее, и раздается смех.
А еще я трусь спинкой о ноги Бегонии, матери Мичу, уделяющей мне больше внимания.
Но я так поступаю не только потому, что мать более внимательна ко мне, но еще и потому,
что она сбривает волосы на ногах. Я много раз видел ее в ванной в самый разгар этих трудов, потому что она никогда не закрывает дверь. Кожа Бегонии-матери такая мягкая и эластичная, что мне доставляет наслаждение тереться о ее ноги. Я трусь и трусь, прохаживаясь туда-сюда, и она мне позволяет. Более того, она легонько гладит меня по спинке своей белой рукой, и чего скрывать, ведь я не открою никакого секрета, мне это очень и очень нравится!
И сразу же начинается целое шествие. Отец, малышка Бегония, Луис Игнасио и Хавьер
все вместе поспешно уходят после телефонного звонка и ответа: “Сейчас спускаемся”. Я
услышал комментарий по поводу того, кто звонил из подъезда и ожидает внизу. Это однокашница Хавьера по журналистике, или же студентка того, кто всем заправляет, точно не знаю… во всяком случае, какая-то подруга семьи. Уже не раз я слышал имеющее к ней отношение имя – Наталья. “Звонила Наталья?” – спросил отец. А бездельник Хавьер сказал: “ Вот черт, ведь еще нет пяти минут, еще меньше четырех…” Но эта самая Наталья уже внизу. Она слишком пунктуальна и ее громкий звонок по телефону является сигналом к немедленному выходу.
Когда встает кроха Уксия и, почти всегда заспанная, босиком ползет на кухню, мать
подбадривает ее, чтобы она позавтракала, и даже намазывает ей тосты. Но не слишком-то
удачно она это делает. Не знаю, почему, но Уксия терпеть не может кофе с молоком. Ей также не нравится масло. Но вот долгими, терпеливыми уговорами матери удается заставить ее съесть йогурт и один-два тоста с мармеладом, и больше ничего. Хотя в последнее время она больше склоняется к омлету с беконом.
Я так подозреваю, что Уксия не завтракает большей частью потому, что Бегония-мать, и я
это видел, сам видел, дает ей деньги, чтобы она купила себе что-нибудь на перемене. И так все ясно, вот бы всем так… Я вот тоже предпочитаю консервам, купленным в супермаркете, рыбу, спрятанную в холодильник, да только мне-то ее не дают.
Ну да ладно, иной раз что-нибудь, да свалится: несколько хамсинок, один-два анчоуса,
или немножко тушки хека, в общем что-нибудь перепадает… Понятно, что от случая к
случаю, не как Уксии, которая каждое утро получает двадцать дуро на свои причуды и капризы.
Впрочем, я не хочу быть скотиной и неблагодарной свиньей, потому что Уксия очень
хорошо ко мне относится и защищает меня от Луиса Игнасио, когда этот хулиган с
воплями гоняется за мной, или самым жестким образом приказывает валяться на полу.
Уксия злится и берет меня на руки, чтобы защитить. Короче, малышка очень даже
заслуживает эти свои двадцать дуро, чтобы купить на них что-нибудь на переменке.
Глава 4. Спокойные дни и дни аврала.
Иногда, когда все, кроме Бегонии-матери уходят, я возвращаюсь в кровать Мичу, чтобы
снова немножко поваляться с закрытыми глазами. В это время я чувствую себя еще более довольным, и могу подумать. Пожалуй, даже больше, чем просто подумать – повспоминать. Бегония считает, что я сплю, но это вовсе не так. Иной раз она что-нибудь рассказывает, и даже поет о своих радостях и печалях, и я узнаю обо всем.
Кровать Мичу обычно остается не застеленной, в беспорядке разбросанной, и даже
хранит капельку тепла его тела. Так что, когда мать открывает окна, чтобы проветрить
комнату (а нужно заметить, что проветривание – это уж слишком), я, прежде всего, сворачиваюсь клубком среди подушек и одеял и славно провожу время, наблюдая за ее