Вы должны понимать, что о своей, скажем так, задней части я должен заботиться так же, как люди заботятся о своей. Следовательно мои умывания воспринимаются, как неотъемлемая часть меня самого и не нуждаются в посторонней помощи. Но во время
умывания изрядная доля моих шелковистых волос осядет в желудке, потому что мой язык
дотягивается туда, куда не достает лапа. Язык мой, как тележка, везущая в рот вырванные
волоски. Проходят дни, и волоски образуют в кишечнике шар, который не только не
выходит через мою, мягко говоря, заднюю часть, когда я делаю свои дела, но и превращается в повод для серьезных беспокойств вплоть до тошноты. В Мадриде у меня нет иного способа, кроме как терпеть, когда же терпеть больше нет сил, все заканчивается тем, что меня сильно рвет, выворачивая наизнанку. В Мургии же, наоборот, есть замечательные, отвлекающие травки, благодаря которым я сам могу избавиться через рот от шариков шелковистых волосков, причем, могу делать это на просторе, в чистом поле, не доставляя ни работы, ни отвращения бабуле, которая, обычно, бóльшую часть времени проводит дома и, следовательно, является свидетелем моих затруднений, если дверь закрыта. Конечно, очистительное для меня – не тарелка с рыбой, но оно делает свое дело, и после очищения, здесь, в Мургии, я гораздо спокойнее, чем в Мадриде.
Прошедшим летом я перенес очищение хуже обычного. Оно не принесло нормального
результата. Полагаю, причина в том, что я провел много месяцев с желудком, набитым волосками, и это привело к тому, что в нем образовалось несколько инородных, странных
тел, которые, в конце концов, прочно обосновались там, и исторгаются с трудом. Когда я
вызывал тошноту, травки оказались малоэффективны. Во всяком случае, поначалу. Потом
мне стало получше. Но некоторое время спустя, еще не раз на меня накатывала тошнота,
это продолжалось дольше, чем должно было быть. Меня прихватывало неожиданно, когда
я находился в гостиной или на кухне. Хорошо еще, если я был там не один, потому что
тогда мне открывали дверь, и я облегчался в саду. Самое худшее, что много раз в эти
критические моменты я был совсем один, открыть дверь было некому, а у меня не было
сил просить о помощи. В таких случаях я получал всякого рода эпитеты, меня по-всякому
обзывали и давали чеснок с петрушкой. Но что я мог поделать, если все эти жуткие
позывы настигали меня не ко времени, и не было сил открыть дверь? Хотелось бы мне
овладеть искусством открывания двери, но я не знаю, как это сделать. Если двери
неплотно прикрыты, открыть их не составляет большого труда, но двери в Мургии, мало того, что тяжелые сами по себе, так они еще обычно плотно закрыты кроме, разве что,
дверей на кухню и в гараж. Ко всему прочему, я уже сказал, что этим летом даже очистительные травки были не совсем подходящи для меня. То, чего я всегда ждал с
радужными надеждами, на этот раз превратилось в источник беспокойства, поскольку
очистительный эффект наступал поздно, и я не мог себя контролировать в этот момент.
В любом случае, справедливости ради, я должен сказать, что понимание взрослых
возрастало с каждым разом. Они знают, что со мной творится что-то неладное и сочувствуют мне. Они уже смирились, и убирают плоды моих очищений с меньшим отвращением. Правда, бабуля не смирилась. Какого черта! Уж если говорить – так все. Ну и ведьма же она... Сколько нежностей, сюсюканий на людях. А сколько разговоров о том, что я провожу свою жизнь на ее коленях, – вранье, как же, – а когда она застает меня забравшимся на кресло в гостиной, то премиленько вытряхивает меня оттуда. Даже говорить не будем, что происходит, если она застает меня в тот момент, когда меня рвет. Она запускает в меня веник, если он у нее в руках, или же орет на меня. Мне наполовину плохо, наполовину страшно, от этих воплей я нахожусь на краю гибели. А потом много-много ласки... Да-да, много, если я ябедничал, рассказывая всем остальным о визитах бабули на кухню и к холодильнику... Хотя мне кажется, что все и так это знают. Я слышу их комментарий о способности есть, есть и есть без конца, которой обладает наша бабуля, которая как ни в чем не бывало, славненько идет себе к своему девяностолетию. Однажды я услышал, как тот, кто всем заправляет, сказал: “Она нас всех переживет”.
Думаю, что взрослые, – я возвращаюсь к себе самому, – приписывают все мои