С тем, кто всем заправляет, у нее тоже случаются более-менее романтичные сценки. Но он сдается не так-то легко. Однако, когда это все-таки случается, то он не позволяет, чтобы дети и дальше лицезрели эту любовную сцену с объятиями и поцелуями, как будто они увидели нивесть что.
Должен сказать, что отец гораздо душевнее и мягче, чем кажется на первый взгляд. Я ничего не упускаю из виду, и не единожды заставал его со странным блеском в глазах. Он сидит в собсвенном уголке, читает и одновременно смотрит фильм. Право, не знаю, как ему это удается, но это так. И вот в какой-то из этих душераздирающих, слезливых моментов, которые заставляют Бегонию-мать уходить в туалет, косым взглядом я замечаю, как он беспокойно ерзает в кресле, даже тихонько вздыхая украдкой. Такие тайные вздохи не долетают до ушей остальных, но достигают моего тончайшего слуха. Иногда я даже даю ему понять, что все вижу, и тогда он бросает на меня убийственный взгляд. И в такой момент лучше не спрашивать его ни о чем, потому что тогда его голос срывается на крик, и это ужасно. То же самое происходит и с детьми. Пусть он кажется очень колючим, но… нет, это не так. Даже когда кто-то из них порой заваливается на экзамене, он не злится. Просто становится очень серьезным и осуждает за эту нелепость. Это означает, что они будут вынуждены отложить до пересдачи вопрос, который могли бы решить, немного подучившись. Но он никогда не терпит, если вину сваливают на преподавателя. Черт побери, еще бы, это и козлу понятно, ведь он сам преподаватель…
На всякий случай, если кто-то удивлен моей осведомленностью в этих вроде бы слишком интимных делах, хочу ему сказать, что это самое “глупый кот” не более чем нарицательное, ласковое обращение, а на самом деле глупости во мне нет ни на йоту, ни на одну из моих многочисленных шерстинок. Вот уже девять лет я живу в центре всего семейства и отлично понимаю даже малейшую их реакцию. И ту, что выплескивается наружу, и ту, что остается внутри, проявляясь лишь слабым напряжением мускулов или же легкой грустью, или радостью, появляющейся во взгляде.
Они не подозревают о моей способности подмечать подобные эмоции. Иногда это плохо для меня, потому что в опасные моменты я понимаю, что истинные помыслы и стремления глубже показных.
Бегония-мать посвящена во все школьные дела, по крайней мере с тех пор, как я вошел в этот дом. Хотя, в дела начальной школы уже не посвящена, поскольку никто из семьи не учится в начальных классах, и это ее и не касается. Сейчас я имею в виду дела школьного родительского комитета,состоящего из родителей учеников. Порой кажется,что они везут на себе школу больше самих преподавателей.
Боже, а сколько раз я присутствовал на собраниях родительского комитета, или на чемто подобном в домашней гостиной. Тому, кто всем заправляет, вовсе не нравится, что эти сборища устраиваются здесь, и, помнится мне, однажды он разозлился даже пуще прежнего и в гневе выбежал в парк. Особенно он не может простить, если эти встречи происходят без его на то ведома. Я его понимаю, хотя иной раз он перегибает палку.
Обычно он приходит домой вечером и, уставший, садится ненадолго в гостиной, а потом принимается работать на машине для письма... Если домой должны прийти люди или уже пришли, он недоволен этим – ведь он должен поприветствовать собравшихся и вынужден слушать, как они разговаривают, причем не всегда тихо. Он не может сосредоточиться на том, что делает... Другими словами говоря, его планы идут коту под хвост. Особенно сильно он огорчается, если должен писать, хотя так бывает почти каждый день.
- Я бы остался в своем кабинете, – услышал я его сетования. Он имеет в виду школьный кабинет, где работает по утрам. – Хоть бы предупредила, по крайней мере...
Такое просходит не то, чтобы часто, но я-то понимаю, что эти посиделки ему мешают. Я уже говорил, что отцу не нравятся сюрпризы, во всяком случае подобного рода.
Я хотел поговорить о Бегонии-матери, но отвлекся.Так вот она уйму времени уделяет школе. Она никогда не была большой любительницей поглядывать на часы. Мать редко ими пользуется. Вообще, в этих часах есть нечто забавное: они все лишают ее спокойствия, как только она наденет их на руку. Недавно в разговоре я услышал, что ход часов ее раздражает. Не понимаю, как такое возможно, но за то время, что я провел в этом доме была безвозвратно потеряна уже уйма разных часов. Они служат самое большее два-три года. После этого Бегония-мать вынуждена распрощаться с ними, такими новенькими на вид и совершенно сбрендившими внутри и отсчитывающими время по-своему, не так, как все остальные часы.