Надежда его матери оказалась тщетной. Мы не знаем, что происходит в его душе, но внешне он продолжает оставаться интеллектуалом в полном расцвете сил, который все уважает, почти ни перед чем не преклоняясь.
Прежде всего я хотел бы немного подробнее остановиться на том мрачном и беспросветном для всех времени, которое последовало за этим несчастным случаем. Лицо
Луиса Игнасио не выдавало боли, хотя врачи уверяли, что эта боль от грузов с песком, подвешенных с двух сторон от него, была очень сильной. Для всех он был примерным больным без жалоб и стонов, всегда извиняющийся и за все благодарящий. Луис Игнасио никогда не чувствовал себя парализованным окончательно и бесповоротно. Было в нем что-то такое, что с ним немедленно согласились его товарищи по палате. “Ты скоро встанешь на ноги”, – говорили они ему, он же в ответ слабо улыбался.
Однажды психолог, тоже помогавшая парализованным, разговаривала с ним и еще с одним парнишкой. Она посоветовала обдумать положение и постараться найти какие-то преимущества жизни в инвалидном кресле. Луис Игнасио дал ей договорить, а в конце сказал: “Я не останусь в этом кресле”. И случилось что-то бесконечно загадочное, тайна, которую он носит в своей душе.
Роберто Альсaсар и Педрин, Хорхе и Фернандо – герои популярных испанских комиксов
dar repelus - нагнать страху, бросить в дрожь
фаланга(фалангист) – крайне правая партия в Испании, фалангист — ее сторонник
Эль Койот(Койот) – главный герой книги Хосе Майорки
Рыцарь в маске – герой популярных испанских комиксов
Глава 19. Скверное последнее лето.
Весь мой последний отдых в Мургии был явно отмечен налетом меланхолии. Пожалуй, лучше было сказать, что отдых был отмечен смесью усталости и тихой грусти о былом. Я никоим образом не понимаю причины подобной слабости, упадка душевных сил, которые, определенно, не имеют ничего общего с силами жизненными, безусловно идеальными, для такого независимого парня, как я. На протяжении более чем двух месяцев я имел столь желанную свободу, но не знал, что с ней делать. Я устал, мне скучно. Я ошеломлен этой суетой, хлопотами, криками и беготней по большому деревенскому дому. Господи, какое замечательное лето в этом году подарили небеса Мургии. Эти утренние, предрассветные туманы, заставляющие бабушку говорить эту свою поговорку: “туман к вёдру падает, с утречка туман – посля полудня распогодится”. Или эти грозы, когда на землю опускается ночь. Но все вымотало меня до предела. Пожалуй, я скажу, что скучаю по Мадриду, даже если никто не воспринимает мои слова всерьез, сочтя их настоящим бредом, сказанным тем, кто в Мадриде не ходил никуда дальше соседнего кабинета этого самого ветеринара. Без сомнения, это ощущение какой-то тоски неоднократно одолевало меня во время моего чуткого, беспокойного сна в Мургии, что-то не совсем необычное, что я никак не могу понять. Я принялся размышлять о возможных причинах моей безграничной тоски и скуки. Возможно, виной всему эти нескончаемые вереницы приезжающих и отъезжающих незнакомых людей, побывавших в нашем доме в долине Зуя.
Я имею в виду не только семью, которой принадлежит дом, и августовские недели, во время которых по фантастической случайности безустанно отмечаются именины и дни рождения. Как будто кто-то свыше нарочно устроил, чтобы дни рождения и именины проходили с конца июля по начало сентября, облегчая таким образом совместные празднования этих торжественных дней. Бегония-мать приезжает в Мургию всегда самой первой. В только что открытый ею дом с самых первых летних дней, после последних экзаменов и отъезда малышей в Англию, начинают стекаться друзья и подружки ребят. Одни – проездом по дороге куда-то еще, другие – чтобы отдохнуть несколько светлых дней после продолжительной учебы. На протяжении этих недель побывало пятнадцать-двадцать человек, привычное полчище людей в мургийском доме. Во время обеда кухонный стол оказывался мал и, чтобы уместить столько гостей, всегда приходилось торжественно накрывать огромный стол в столовой, что обычно очень не нравилось бабуле, словно это какая-то запретная зона в доме. Посудомоечная и стиральная машины не выключались все эти недели. Та, что на кухне, иногда работала даже по ночам, с присущими ей неожиданными подскоками. С видом разъяренного механизма машина начинает подпрыгивать и пыхтеть, как будто ее заставляют выпрыгивать из двери, словно ее вытолкнули на линию старта и она должна стартовать. А еще меня смущают и приводят в замешательство неожиданные ласки незнакомых рук. Рук, прикосновение которых я никогда не ощущал на своей спине.