Ими держится наша земля, не только земля Русская, но вся наша грешная земля, здешнего мира. Вез таких людей огнь Божий пожрал бы нас, как Содом и Гоморру; да и без явной кары небесной, сами люди бы погубили и истребили всех и вся, как нам доказывает это Парижская коммуна. Одно из лучших воспоминаний моей жизни — это такие люди, и, слава Богу, немало знала я их. Из них Евгений Александрович Поликарпов самый близкий мне, столько же по родству, сколько по душе. Но кончина его еще слишком близка, след его еще не остыл, и рано говорить о его действиях и о нем.
У деда моего кн. Андрея Николаевича Щербатова была еще другая дочь Анна, и в ней и через нее соединяются лучшие родственные воспоминания семейства матери моей и семейства моего отца. Его мать, Екатерина Ермолаевна Блудова, имела редкое счастие, которое достается только избранным немногим: у нее был друг, не в светском смысле слова подруги или приятельницы, но искренний, неизменный друг, с которым она делилась мыслями и чувствами, с которым виделась ежедневно и от которого не имела ничего скрытого. Этот друг была графиня Анна Павловна Каменская, жена фельдмаршала, мать Николая Михайловича, командовавшего армией в Финляндии и на Дунае. Их дома в Москве были очень близки[14], и калитка из сада Каменских открывалась в сад Блудовых, так что соседки ходили друг к другу беспрестанно, без того этикета и сборов, которые в то время требовались при всяком выезде в карете для женщин высшего общества. Дружба эта перешла и на второе поколение, и отец мой, сестра его и все ее дети, до конца жизни графини Каменской, были всегда у нее на ноге самых близких, любимых родственников. Потому и граф Николай Михайлович, главнокомандующий, просил к себе отца моего в армию, и у Каменских он познакомился с своею женою, моею матерью, родственницей их, прежде нежели поехал в южную армию. Дружба между его матерью и матерью Каменского и развивавшаяся склонность к нему моей матери (любезной кузины Николая Михайловича) конечно содействовали к назначению его управляющим канцеляриею главнокомандующего армией в Турции. Это был пост важный по тогдашним обстоятельствам, и блистательное начало карьеры для молодого человека, 25-ти-летнего, не бывшего ни на каких видных местах до тех пор и не принадлежавшего к аристократическому кругу Петербургского двора. Не знакомство по службе с Николаем Михайловичем Каменским повело к женитьбе отца моего (как написал князь Петр Долгоруков), а дружба фамильная и взаимная любовь между ним и родственницей Каменских дали случай Николаю Михайловичу оценить способности моего отца и повели к назначению его по службе.
Графиня Анна Павловна Каменская была одна из первых красавиц своего времени, благородная душой, добрая сердцем, мягкая нравом. Об ней все знавшие ее помнят, как об ангеле во плоти. В замужестве она не была счастлива, и крутой, деспотический характер мужа много заставил ее страдать. Сверх того у него была известная всем, нагло выставленная на свет связь с простою, злою женщиной, к которой он уезжал беспрестанно в деревню на целые месяцы, когда не был в Петербурге или в армии, оставляя графиню Каменскую одну в Москве; но она никогда не заслужила ни малейшего упрека, никогда злословие не касалось ее. Такие две женщины, как она и бабушка моя Катерина Ермолаевна, должны были, так сказать, пополнять друг друга в моральном отношении, и твердость характера, превосходство ума Катерины Ермолаевны давали ей большое влияние на графиню Каменскую. Одна дочь, тоже несчастная в замужестве
14
Дом или скорее дворец графов Каменских в Москве на Смоленском бульваре, нынешнее здание Земледельческой школы (с домовою церковью). П. Б.