И не случайно зонтик стал главным символом современной цивилизации — альфой и омегой респектабельности. Его многозначительный символизм возник самым естественным образом. Представьте себе на миг, какие люди носили зонтики, когда они только появились в нашей стране, и какой класс мог привязаться к этим никуда не годным, но красивым тростям. Первыми, несомненно, были ипохондрики, озабоченные своим здоровьем, и бережливые, озабоченные состоянием одежды; в число вторых, столь же несомненно, входили щеголь, глупец и Бобадил. Всякий, кто знаком с развитием общества и знает, как мелкие семена порождают великие революции и совершенно новые отношения, понимает из этой простой мысли, как ношение зонтика стало обозначать бережливость, благоразумную заботу о телесном здравии и презрение к только внешним украшениям, и все эти скромные, основательные достоинства объединились словом РЕСПЕКТАБЕЛЬНОСТЬ. Нельзя сказать, что дороговизна зонтика не была никак связана с его огромным влиянием. Мало того, что владение им символизирует (как мы уже указывали) переход от дикого Исава к простому, живущему в шатрах Иакову, оно еще подразумевает и некую милость судьбы. Не каждый может подвергать вещь ценой в двадцать шесть шиллингов стольким опасностям быть потерянной или украденной. Мы так в этом убеждены, что чуть ли не склонны считать всех обладателей зонтиков достойными привилегий. У них в вестибюле стоят своего рода достижения; они носят под мышкой значительную долю общественного благосостояния. Тот, кто ходит с зонтиком — таким сложным сооружением из китового уса, шелка и палки, что оно становится настоящим микрокосмом современной промышленности, — наверняка миролюбивый человек. Стоящую полкроны трость можно обрушить на голову обидчика по весьма незначительному поводу; но шелк ценой в двадцать шесть шиллингов — слишком драгоценная вещь, чтобы подвергать ее риску в превратностях войны.
Это всего лишь несколько беглых взглядов на то, как зонтики (в общем) достигли своего нынешнего высокого положения. Однако истинный Зонтичный Философ сталкивается, ходя по улицам, с гораздо более странными их использованием.
Зонтики, подобно лицам, кое-что говорят нам о своих обладателях, собственно, они могут сказать гораздо больше; лицо мы пока что получаем в готовом виде, и наша власть над ним ограничивается хмуростью, смехом и гримасничаньем в первые три-четыре десятилетия жизни, но каждый зонтик выбран из широкого ассортимента как наиболее соответствующий характеру покупателя. Опытный Зонтичный Философ обладает несомненной способностью к диагнозу. О, вы, кто шепелявит, семенит, меняется в лице, — вы, кто утаивает все это, неужели не сознаете, что оставили свидетельство своей слабости в нашей подставке для зонтиков, — что даже сейчас, когда раскрываете зонт под усиливающимся снегопадом, мы видим в его ручке из слоновой кости красноречивый признак вашего снобизма или по его дешевой пестрой ткани прозреваем под пальто и жилетом сокрытое лицемерие манишки! Но увы! Даже зонтик не является надежным критерием. Вероломство и безрассудство рода человеческого низвели этот элегантный символ до степени бесчестности; и если одни зонтики из-за небрежности выбора не очень характеристеричны (поскольку человек проявляет свою истинную суть только в том, что любит), то другие по определенным расчетливым мотивам выбирают совершенно противоположные своему характеру. «Лживый» зонтик является признаком громадной нравственной деградации. Лицемерие, естественно, прячется под шелком, а беспутный молодой человек, идущий навестить религиозного друга, вооружается пристойным, скромным зонтиком из дешевой ткани. Разве нельзя сказать, что они ходят по улицам «с ложью в правой руке»?
Как нам доводилось читать, сиамский король не только ввел зонтики определенного размера для определенных сословий (что похвально), но и запретил большей части подданных иметь их, что отнюдь не похвально. Мы не допустили мысли, что этот восточный законодатель — глупец, — идея аристократии зонтиков слишком мудра, чтобы возникнуть у ничтожества, — и поэтому приложили немало сил, дабы выяснить причину столь сурового ограничения. Нам кажется, что мы преуспели, но, восхищаясь принципом, которым он руководствовался, и охотно признавая в сиамском властителе единственного, кто раньше нас понял истинную сущность зонтиков, берем на себя смелость указать, как легкомысленно поступил этот великий человек в одной частности. Он явно задался целью не допустить, чтобы недостойные люди носили этот священный символ скромных достоинств. Мы не можем оправдать того, что он признавал эти достоинства только у круга своих придворных. Нужно только помнить, что такими были взгляды того века, в котором он жил. Либерализм еще не выдвигал лозунга трудящихся классов. Но ошибка короля заключалась вот в чем: это ограничение было ненужным. За исключением весьма редких случаев лицемерия в сочетании с могучим умом, не носящие зонты много раз пытались стать ими искусственно и всякий раз терпели крах — они тратили свое наследство на покупку одного зонтика за другим, всякий раз их теряли, наконец с сокрушенным духом и отощавшим кошельком прекращали тщетную борьбу и до конца жизни крали или одалживали их. Это наиболее яркий факт, какой мы получили возможность отметить, и, однако, призываем беспристрастного читателя отнестись к нему с сомнением. Поскольку у неодушевленного предмета не может быть никакого нравственного выбора — ведь нельзя предположить, что у зонтика может существовать какая-то симпатия к конкретным людям, равная той, какую люди определенно испытывают к конкретным зонтикам, — мы взяли на себя труд проконсультироваться у одного ученого друга относительно какого-то возможного физического объяснения этого феномена. Выдвинуть правдоподобную теорию или хотя бы гипотезу он не смог, но мы извлекли из его письма нижеследующий любопытный отрывок, касающийся физических странностей зонтиков: «Не менее важным и определенно самым любопытным свойством зонтика является энергия, которую он обнаруживает влиянием на атмосферные слои. В метеорологии нет более твердо установленного факта — в сущности, он единственный, относительно которого согласны все метеорологи, — чем тот, что ношение зонтика производит рассечение воздуха; вместе с тем, если он оставлен дома, образуются обильные водяные пары, осаждающиеся вскоре в виде дождя. Никакая теория, — продолжает мой друг, — способная объяснить этот гидрометрический закон еще не была выдвинута (насколько мне известно) Гершелем, Доувом, Глейшером, Тейтом, Бьюкеном или еще кем-то; и я не буду делать вид, что способен восполнить этот недостаток. Рискну тем не менее высказать догадку, что этот закон окажется из той же категории законов природы, по которым бутерброд непременно падает маслом вниз».
Но пора заканчивать. Можно было б еще долго распространяться на эту тему, однако недостаток места вынуждает нас оставить незавершенными эти несколько отрывочных замечаний — скромный вклад в тему, к сожалению, заброшенную и которую, нужно с прискорбием сказать, сиамский король лучше понимал в 1686 году, чем все нынешние философы. Однако же, если мы пробудили в каком-нибудь рассудительном уме интерес к символизму зонтиков, а в каком-нибудь благородном сердце более полную симпатию к своему немому спутнику в ежедневных прогулках или в какой-нибудь алчной душе чистое представление о респектабельности, достаточно сильное, чтобы двадцать шесть шиллингов оказались истрачены, то будем с благодарностью замечены, особенно перед множеством трудолюбивых людей, занятых производством зонтиков.