По итогам года я стал отличником и меня наградили большой и очень красивой книгой, название которой в переводе на русский будет «Когда еще звери разговаривали». Правда одну оценку до «пятерки» мне, честно говоря, натянули. Это была Каллиграфия (чистописание). Почерк у меня всегда был отвратительным, и по чистописанию отличной оценки я никак не заслуживал.
Фото с доски отличников.
На второй год начались какие-то проблемы со здоровьем. При быстрой ходьбе мне не хватало воздуха, я задыхался и просил отца идти помедленней. Поставили диагноз «катар верхних дыхательных путей» и положили в больницу в Нежин, где я и пролежал полтора месяца. Почему-то мне никогда не снимали кардиограмму, даже при поступлении в военное училище. Первый раз мне сняли кардиограмму в 33 года при поступлении в академию, и оказалось, что нет проводимости какого-то пучка Гиса и мне нельзя бегать, поэтому мне нельзя поступать в академию. С большим трудом мне удалось убедить медицинскую комиссию, что со здоровьем у меня у меня все нормально, и я могу бегать, что в дальнейшем и подтвердил, пробегая все кроссы на отлично. Но это для них. А для себя я знаю, что бег мне давался тяжело. Скорее всего и в детстве у меня были проблемы с сердцем, а не с дыхательными путями.
Выписали меня без видимых улучшений. При выписке врачи порекомендовали отцу до конца года оставить меня дома, в школу не ходить, чтобы организм окреп. Так и было сделано. В результате второй раз во второй класс я пошел через год и оказался уже в другом классе, где учительницей была Наталья Федоровна. В этом классе был признанный лидер, Вася Ласый. Учился он в основном на четверки, но был отличным рассказчиком и фантазером. Придумывал и рассказывал интересные рассказы из жизни своего старшего брата и его одноклассников, выдавая это за чистую правду. Мы слушали его раскрыв рты. Было в классе два Толи Зоценко. Один был довольно хмурой личностью, как и его отец, который был чем-то недоволен Советской властью и подговаривал Толю задавать учительнице каверзные вопросы. Второй был веселым и общительным. Его отец работал в Кооперации, поставлявшей товары в магазины, поэтому у него единственного в классе была настоящая октябрятская металлическая звездочка с портретом мальчика-Ленина. Школьная форма была также только у него, остальные ходили в чем придется. Еще со мной учились сестра Оли Василенко – Нина, Коля Потапенко, Миша Костенецкий, Витя Осипенко и Коля Грек. Коля Грек остался на второй год из-за неуспеваемости. Дружил я с Мишей Костенецким, и Витей Осипенко. Вместе ходили в школу и вместе играли. Игры уже были другие. Весной, пока огороды еще не вспаханы, собирались большой компанией и играли в лапту, очень интересная и увлекательная коллективная игра. Зимой коньки и лыжи. Коньки делали сами. Вырезали деревяшку, размером по ноге, снизу в паз укладывали толстую проволоку, которую сверху загибали и забивали в деревяшку. Спереди и сзади просверливали в деревяшке сквозные отверстия, в которые продевали веревки. С помощью этих веревок такие коньки крепились к валенкам. На каток (замерзшую лужу на дне сажалки) приходил еще Сережа Шкурат. Он был обладателем детских фабричных коньков. От настоящих они отличались тем, что были низенькими, и вместо одного лезвия было два, то есть снизу стоял П-образный невысокий профиль. Эти коньки нас особенно не впечатляли. Только в четвертом классе родственник Царевых согласился продать мне один настоящий конек, и отец мне его купил. Я был несказанно счастлив. Конек крепился к валенку такими же веревками, но это был настоящий конек, таких больше ни у кого не было. Я одной ногой, без конька, несколько раз отталкивался, а потом на коньке ехал.