До пятого класса уроки труда для девочек и мальчиков практически не отличались. С пятого класса уроки уже были раздельные, у девочек было домоводство, где они учились шить и готовить, причем готовить они ходили на кухню к директору школы, где имелась керосинка. У мальчиков занятия проходили в столярной и слесарной мастерских. Для девочек в этих мастерских было проведено только одно занятие, чтобы умели молоток в руках держать, наверно на тот случай, если кто-то из них не выйдет замуж. В мастерской было столярное и слесарное отделение. Столярное отделение было вполне приличным, шесть фабричных столярных верстаков, позволяющих закреплять доски для обработки в любом положении. Инструмент тоже был вполне приличным, хотя и несколько туповатым. Слесарное отделение было в более плачевном состоянии. В нем было всего трое тисков, правда больших, у которых на двух не было губок, и зажать в них деталь было крайне сложно. Полотна в ножовках по металлу были старые и тупые, ими за 45 минут урока гвоздь с трудом перепиливали. Директор школы, проводивший эти занятия, новые полотна выдавал только после их поломки, но за сломанное полотно кто-то должен был получить двойку. Поскольку рабочих мест было мало, часть ребят занималась в столярном отделении, а часть в слесарном. На следующее занятие менялись местами. Потихоньку чему-то учились.
В пятом классе мы изучали биологию, занятия проводил директор школы. Каждому ученику была выделена маленькая грядка на школьном участке, на которой по индивидуальному заданию каждый ученик должен был что-то вырастить. В конце года победителя ждал приз. Я очень хотел занять первое место, но мне досталась грядка, на которой уже рос ревень – растение, стебель которого используется для приготовления компота, ее нужно было только поддерживать в чистом состоянии, ни о каком урожае речь не шла, поэтому из претендентов на победу я автоматически выпадал.
Зоологию у нас проводила Евдокия Петровна. Она интересно проводила занятия и умела нас заинтересовать. Она ставила нам задачу взять шефство над каким ни будь колхозным животным: теленком, поросенком или жеребенком, и за ним ухаживать. Рассказывала, что пять лет назад у нее училась девочка Соня, которая ухаживала в колхозе за теленком, о ней даже в газетах писали. Нам тоже хотелось, чтобы о нас в газетах писали. Я ходил помогать соседу деду Митрофану ухаживать за колхозными лошадьми. Привозили им сено, поили, убирали навоз. Я спрашивал деда Митрофана, может их еще почистить, как я в кино видел.
– Да кто их чистит, – сказал дед – еще не дай бог лягнет тебя, горя не оберешься.
В специальной тетрадке я записывал проделанную работу, а дед Митрофан ставил оценку и расписывался.
В то время, когда я помогал деду Митрофану ухаживать за лошадьми, произошел один курьезный случай. Недалеко от конюшни стояла старенькая хата, которая использовалась как сторожка, и место где бригадир давал колхозникам наряды на работу. Раньше в этой хате кто-то жил, но потом все померли, наследников не было, и хата отошла колхозу. В хате стояла обычная печь с грубкой и лежанкой, стол и несколько стульев, а вдоль стен стояли обычные деревянные лавки. Середина хаты была абсолютно свободной, поэтому туда для просушки положили два десятка дубовых бревен, из которых планировали изготовить полозья для саней, как для конных, так и для тракторных. Сторожем здесь работал старый дед, которого звали Пантелей Матвеевич.
Пантелей Матвеевич был очень высокий и очень худой, выше его в селе был, пожалуй, только один человек, наш сосед Сергей Логвин, которого мама иногда просила повесить у нас в доме рушники на картины, и он вешал их прямо с пола, так как легко доставал руками до потолка. Дед всегда, и зимой и летом ходил в одном и том же брезентовом плаще с капюшоном, поэтому его сутулая фигура была узнаваема издали. Походка у него тоже была особенная: он наклонял корпус вперед, и только потом, чтобы не упасть, переставлял ногу. В глаза все называли деда уважительно, Пантелей Матвеевич, а за глаза – Пантюх. Тем, кто при ходьбе плохо переставлял ноги, обычно говорили: «Что ты ходишь как Пантюх».
Пантелей Матвеевич сторожевал один, каждый вечер с наступлением сумерек он приходил в сторожку, а утром уходил домой, ночью он должен был несколько раз проверять конюшню и воловник, в котором стояли тягловые быки. В тот вечер он, как всегда протопил грубку, постелил на лежанку свой плащ, сверху старенький овчинный тулупчик, и прилег отдохнуть. Вскоре запарился, слишком сильно натопил, спать на лежанке было невозможно. Выход из этого положения нашелся быстро, он перенес на лежащие на полу дубки свой плащ, на него снова расстелил тулупчик, лежать было немного жестковато, но вполне терпимо, и вскоре он уснул сном младенца. Проснулся он только утром, когда его растолкал пришедший на работу бригадир. Оказалось, что лежит он уже не на дубках, а на земляном полу у углу хаты, все дубки исчезли. Видимо ночью воры аккуратно перенесли сторожа на его плаще с дубков в угол хаты, а все дубки вывезли.