Поскольку Подколзин ничего не пил, его вывели из состава участников и назначили судьей, а само соревнование должно было состоять в беге на четвереньках на скорость.
Была отмерена дистанция, Подколзин взялся за кинокамеру, чтобы запечатлеть все детали предстоящего бега, и дал старт.
Смутно помню, что сразу потерял направление и застрял в каком-то кусте, ибо, как оказалось, не так-то просто бежать на четвереньках и при этом высоко задирать голову, стремясь сохранить ориентацию в пространстве. Впрочем, похожая участь постигла и остальных моих друзей. Лишь Андрей добрался до конца, да и то лишь потому, что заранее продумал стратегию гонок: он не суетился, а неторопливо переставляя свои могучие баскетбольные конечности, в несколько приемов достиг цели.
Надо ли говорить, что победители в конце концов поделились с побежденными, и когда мы добрались до станции, то были уже настолько хороши, что пропустили тут же подошедшую электричку, идущую в Москву. Впрочем, нас это совершенно не огорчило, потому что на указанной станции оказался прекрасный вместительный пивбар, куда мы с большим удовольствием и направились.
Остальную часть истории я рассказываю со слов своих друзей, потому что отключился после первой кружки пива и смутно помню происходившее. Говорят, что в некоторый момент я встал из-за стола и начал читать свою любовную лирику, периодически прерываясь на то, чтобы сделать очередной глоток пива. Переполненный зал затих, и вдруг один из завсегдатаев поднялся со своего места, подошел ко мне и, ничего не говоря, поставил передо мной неначатую кружку. Затем сорвался со своего места второй человек, третий… Один из подошедших, хватив кружкой о стол, даже сказал в порыве чувств: «Вы наш советский Есенин» (что уж никак и ни в каком смысле не соответствовало действительности).
Скоро весь стол передо мной оказался уставленным кружками, пиво стекало на пол, и я теперь все чаще прерывался не только на то, чтобы сделать очередной глоток, но и на то, чтобы сдуть со стола стекающую на меня пену.
Потом мы снова оказались на платформе, электрички долго не было, и мы решили пройти до следующей станции пешком вдоль путей. Плохо помню происходившее затем, остался в памяти лишь образ Андрея, зачем-то пытавшегося сбивать с электрических столбов чашечки изоляторов своим туристским топориком, и удивленные и немного встревоженные лица поздних пассажиров вагона, в который в конце концов благополучно ввалилась наша компания.
Эта история о неожиданном признании и о нашем пикнике очень дорога мне.
Кстати, как ни странно, снятые на пленку соревнования в беге на четвереньках при просмотре оказались скучными и неинтересными. Зато самым замечательным кадром стал тот, в котором в самом начале пикника Саша Подколзин, удивительным образом сохраняя равновесие во всех своих сочленениях, разбивает чайной ложечкой яичную скорлупу.
Селигер
Первым и самым близким моим другом на мехмате был Саша Петров. Нашу группу формировали по принципу лучшего знания английского языка, а Саша пришел в университет из английской спецшколы. Он превосходно знал язык, читал в подлиннике Шекспира и часто помогал нам с заданиями по английскому.
Немногословный, надежный, готовый поддержать любую интересную эскападу, он был превосходным товарищем, прекрасно играл в футбол и, главное, умел слушать собеседника как никто другой.
Какую прекрасную непобедимую пару по минифутболу мы с ним составляли! При этом я обычно завершал атаки, а Саша поставлял патроны, выполняя колоссальный объем работы и конструируя игру.
Но по-настоящему мы сблизились с ним после второго курса, когда вместе с двумя другими нашими приятелями, Колей Приезжим и Мишей Флитом решили съездить по турпутевке на Селигер.
Стоит подробнее описать нашу четверку, приехавшую поздно ночью в славный город Осташков и в ожидании утра пристроившуюся на скамейках вокзала, коротая время за преферансом. Все мы тогда находились под воздействием «Мастера и Маргариты» М. А. Булгакова, и каждый из нас получил имя одного из персонажей этого замечательного романа: рассудительный и неторопливый Коля стал, конечно, Римским, а к Саше почему-то приклеилось имя Геллы, которое непостижимым образом ему соответствовало. Может быть, дело было в некоторой внешней отстраненности и кажущейся холодности Саши: я никогда не видел его вышедшим по-настоящему из себя.