Но для меня они остались теми же самыми Фимой и Гришей, с которыми я познакомился и подружился в студенческое время, и мы до сих пор, собираясь вместе (что бывает, к сожалению, не так часто, как хочется), с удовольствием вспоминаем эти и другие смешные эпизоды нашей прекрасной студенческой юности.
Нашим с Фимой и Гришей ближайшим другом был, безусловно, Боря Шапировский. Один из самых талантливых и неординарных людей, которых я когда-либо встречал, он вырос в семье известного литератора, члена Литфонда, прекрасно разбирался в истории и был счастливым читателем превосходной отцовской библиотеки. Как и мои друзья, он окончил 7-ю математическую школу, по поводу поступления в которую рассказал мне как-то следующую историю.
В этой школе (наряду со знаменитой 2-ой и 444-ой школами) были собраны самые сильные в математическом отношении московские школьники, и Борис, по его словам, никак не рассчитывал быть там среди лучших. Однако не без основания полагал, что ему не будет равных в знании литературы и истории. И вот как-то в один из первых дней пребывания в школе, стоя в очереди в буфет, он начал читать строки Д. Бурлюка:
как вдруг неожиданно стоящий рядом школьник подхватил:
следующий продолжил стихотворение и т. д. «Я убедился, что все понимал тогда неправильно» — говорил мне потом Боря, — «нашлось немало ребят, которые знали литературу заведомо не хуже меня», а вот с математикой все вышло наоборот, и он стал одним из сильнейших в школе, а затем уже и на нашем курсе.
Предмет Бориных занятий, общая топология, не требовал слишком долгой подготовки к самостоятельной работе как, например, алгебраическая геометрия, где нужно потратить годы только на то, чтобы сориентироваться, войти в этот раздел науки. Максимум виртуозности и эффективности на минимуме материала — это был фирменный Борин стиль, и он уже в молодые студенческие годы получил несколько очень сильных общетопологических результатов, имея к 4-му курсу публикации в престижных «Докладах Российской академии наук».
Выглядел Борис весьма импозантно. Представьте себе худого невысокого, но чрезвычайно стройного (спину Боря держал как профессиональный танцор) с немного запрокинутой назад головой человека, с легкой иронией, граничащей с чувством превосходства, оглядывающего окружающих — и получите почти точный Борин портрет. В Театральном романе Булгакова есть замечательный эпизод, в котором артист Елагин пародирует письмо Немировича-Данченко, блестяще изображая самого режиссера. Когда я перечитываю это место, мне почему-то Аристарх Платонович (так зовут великого режиссера в романе) очень напоминает Борю.
Мы познакомились с Борисом на первом курсе и сразу подружились. Игры в футбол, студенческие посиделки, на которых остроумный и ироничный Боря был неподражаем, кино, бесконечные беседы о политике, которые он очень любил, не оставляли времени для скуки и унылого времяпрепровождения.
Борис, конечно, писал стихи, и, по крайней мере, два его стихотворения о мехматской жизни были очень известны и любимы на факультете. Первое из них говорит о хорошем чувстве слова, которым обладал Боря.
Но еще больше я люблю второе стихотворение, которое называется «Мехматянин».
И Боря действительно это знал (а может быть и сам ввел в употребление).
Борис «встретил свою судьбу» как раз у того самого телефона-автомата в библиотеке Иностранной литературы, о котором уже рассказано в этой книжке. Его будущая жена Нина Франк училась на истфаке, и с ее появлением наша холостая студенческая жизнь стала еще интереснее и многообразнее. Во-первых, она оказалась совершенно замечательным человеком, сочетавшим в себе необыкновенную немецкую четкость и обязательность с типично русским гостеприимством, во-вторых, у нее были многочисленные и очень симпатичные подруги, о которых она заботилась точно так же, как и о Боре, и о его холостых друзьях.