Он замолчал на пару минут, доверив сверчкам нарушать покой этого вечера. Никогда в жизни он ещё не ощущал такого умиротворения, как здесь, сидя в одиночестве, лишь со своим преподавателем, и рассказывая ему сокроенные тайны своей жизни, которые никому бы больше не доверил. И почему только он открылся ему? Хотя задумываться об этом, после того как профессор залез в его голову, было бессмысленно: ответ стал очевиден. Тот знает о нём даже больше положеного.
— Так я и рос, — продолжал Хейден. — Пошёл в школу. Помню, как мы с мамой выбирали рюкзак, — на его губах застыла печальная улыбка. — Я старался учиться на «отлично», чтобы радовать маму. И я радовал. А затем мне исполнилось десять лет. Мы ехали ночью по шоссе, и больше никого не было. Сплошные кюветы, ухабистая дорога, как помню сейчас. Тогда она смеялась. И я смеялся. И больше никого не было — только звёзды. А потом появился грузовик. И его слепящие фары. Мы увидели его слишком поздно. И всё, как в тумане: визг тормозов, сигнала… Машина отлетела на обочину. Я выжил. Какой-то проезжающий мимо водитель вызвал полицию и скорую помощь. Видите этот шрам? — Хейден закатал рукав рубашки, и взору Юэна предстала длинная красная полоса. — Меня оперировали. В кожу впилось стекло, чуть не дошло до заражения. Но в тот момент мне не нужна была эта операция. Ничего не нужно было. Я лежал на заснеженной дороге, отбиваясь от врачей, которые пытались занести меня в свою машину.
Юэн видел эту картину, словно сам присутствовал в ней. Мальчик, истошно кричащий от отчаяния, вырывается из рук докторов, и кидате последний взгляд на машину, в которой загоралась одинокая искра, в скорости подарившая зарево.
— Приют для детей, — вздохнул Хейден. — У меня не нашлось родни, которая бы взяла к себе под опеку, поэтому было решено отправить в детский дом. Там я провёл последующие несколько лет, живя в нужде, несчастье и постоянных передрягах. Меня даже не считали за человека. Я видел старания сиделок, но дети… были отвратительны. Они задирали меня по каждому поводу, и, когда я давал сдачи, виновником всё равно становился я. Психолог посоветовал устроить меня в порядочную религиозную семью, которая собирала бедных детей по всей стране. Туда я тоже не вписался. Я жил с незнакомыми детьми, разных возраста и рас, принижавших меня за мои взгляды. Я не ходил в церковь, а когда они всей семьёй отправлялись по воскресеньям в храм, я сбегал и мчался в библиотеку, спрашивая об устройстве мира не религию, а науку. Так я и набрёл на физику. Тем временем меня посчитали отродьем дьявола. Удивительно, да? И я сбежал. Пока меня вновь не отловили и не отдали в приют.
Потом я поступил в колледж. Сжалившись над моим положением, ректор оставил меня. Я и сейчас думаю, что добрался до колледжа своим несчастьем, а не умом. Хотелось бы наоборот…
Я всю жизнь помню себя одиночкой, не нравящимся компании. Меня отвергают отовсюду, где бы я ни оказался. Поэтому я никому не изливаю душу. Нельзя впускать кого-то в свой мир, чтобы потом выпускать его оттуда с частичкой бездарно отданных эмоций. Эмоции уходят, а человеку на них плевать.
И отсюда, наверное, меня тоже вытурят. Я никому не нравлюсь, — он поискал в траве одинокий камень и, размахнувшись, со всей силы бросил его в течение, где тот и затерялся. — И сознанию своему я не нравлюсь, раз в нём уже есть кто-то помимо меня. Чёрт возьми, да как меня ещё планета носит!..
Он встал, выкидывая из рук травинку, которую наверняка так же унесло течением реки, отворачиваясь к могучему дереву. Слёзы застилали его глаза — снова, и он надеялся, что ветер унесёт их в далёкую неизвестность, и стоял так, сжав руки в кулаках, как ребёнок. Он ощущал себя таким слабым и одновременно ненавидел себя за это.
Юэн чувствовал, как будет лучше. Не говоря ни слова, он поднялся с травы, выплюнул траву и быстро добрался до студента. Он ещё не успел ничего сделать, как тот, развернувшись, в отчаянии упал прямо в объятия профессора, прижимаясь к его груди. Юэн, положив подбородок на затылок Хейдена, прижал его к себе и нежно провёл рукой по спине. Всхлипы были не так слышны поначалу, но затем, с осознанием того, как же жесток мир, они учащались. Хейдену было страшно — за себя, за свою будущую судьбу, за всё, что происходит с ним, но ещё страшнее становилось от того, что он чувствовал привыкание. К своему профессору. Человеку, приютившего его на своей груди. Спустя столько долгих лет без любящего прикосновения матери Хейдену вновь показалось, что моментами мир не столь уж плох. Наверное.
По крайней мере, когда профессор нежно гладит его по спине.
Что было более пугающим? Только что он рассказал тайну своей жизни, о которой никто не знал. Совершенно никто, ни одну мельчайшую подробность. Кроме Юэна.
Хейден в ответ обнял его, а затем оттолкнулся.
— Спасибо, — прошептал студент, смаргивая слезу с ресниц.
— Пойдём-ка обратно, — спокойным голосом произнёс Юэн. — Тебе нужно хорошенько выспаться.
========== Часть 14 ==========
— Спокойной ночи, Хейден, — прошептал Юэн у входа в спальню.
— Доброй ночи, профессор, — ответил Кристенсен, с силой нажимая на ручку двери и глядя в пол. У него не было сил поднять взгляд.
— Для тебя — просто Юэн.
Хейден покосился на МакГрегора, открывая рот и облизывая пересохшие губы. Он не знал, что ответить.
— Хорошо, — он кивнул и поспешил зайти в спальню, а Юэн остался в коридоре, кидая прощальный взгляд на захлопнувшуюся у него перед носом дверь. И так же, как исчезал Хейден, исчезали и его мечты, которым не суждено было сбыться.
Кристенсен нашёл в гардеробе широкую футболку, размера на три больше его собственного, с надписью «Действие даже самого крохотного существа приводит к изменениям во всей Вселенной». Ухмыльнувшись, он сразу же понял, кому она принадлежала. Никола Тесла. Интересно, сколько ещё вещей здесь оставил Юэн, пожертвовав ими ради студента? В следующий раз нужно будет обязательно захватить парочку своих рубашек, подумал Хейден, переодеваясь в выданную им футболку. Она пахла дорогим одеколоном и мылом. И ещё чем-то, чем-то по-настоящему особенным, своим.
Хейден не заметил, как провалился в сон, вспоминая вчерашний вечер. В небе восходил месяц, отражая солнечный свет. А юноша, закрывая глаза, погружался в необыкновенный мир воспоминаний из будущего.
Изящный модернизированный лифт устремился вверх по направлению здания. Сзади находилось прочное стекло, из которого открывался вид на город и его красоты: высотные здания, новейшие клубы и институты, лазурное безоблачное небо. Двое — мастер-джедай и его падаван стояли перед дверями, ожидая, пока те раскроются и они смогут выйти.
Сюда их отправил совет джедаев по важному поручению — обеспечить надёжную защиту сенатору Амидале, бывшей королеве Набу, которую малыш Энакин запомнил ещё со своего детства. Девушка заняла отдельное место в его сердце, и он с радостью согласился отправиться на подмогу вместе со своим учителем. Вот только огромная тревога овладевала им каждую секунду, пока лифт набирал скорость. Он не видел Падме уже десять лет. Они оба изменились и повзрослели. Каковыми теперь будут их отношения? И как они встретят друг друга? Решив не терять самообладания, он понял, что лучше всего будет не проявлять излишних эмоций.
— Ты слегка возбуждён, — послышался хитрый голос Оби-Вана откуда-то справа. Энакин тут же посмотрел на него — и тут же опешил. Вскинув брови от удивления, он прошептал:
— Профессор?!
Оби-Ван, в упор глядя на Энакина, видимо, тоже не очень понимал, что происходит. Тем не менее он не подавал виду.
— Даже не смей называть меня так! Мы во сне. Я всё ещё твой учитель, — сквозь зубы прошипел он, делая акцент на последнем слове.