========== Часть 17 ==========
Они молча сидели в такси, прощаясь с заповедником и в зеркало махая руками Лиаму и Натали. В стёклах отражались величественные деревья и бесконечная голубизна неба. Затем так же безмолвно поднялись на борт самолёта, где уселись по своим местам и старались не смотреть друг на друга, хотя испытывали непреодолимое желание сделать именно так.
Юэну подали коньяк. Он, подождав, пока самолёт наберёт скорость и взлетит, поднёс стакан ко рту и пригубил напиток до дна, жмурясь и тяжело вздыхая. Хейден терпеливо смотрел на профессора, наблюдая, как в стекле отражаются его позолоченные волосы. Как в синих глазах читаются грусть и какая-то скорбь, а также — воспоминания о прошлом. Хейден не знал, был ли он прав в отношении того, что видел, но чувствовал, что это может быть правдой. Юэн был довольно подозрительным начиная с их погружения в сознание Кристенсена, а потому тот винил подобное странное поведение именно в своеобразном путешествии в его разум.
Когда они взлетели на довольно большую высоту, чтобы весь штат просматривался целиком и выглядел как небольшой элемент общего рисунка, Хейден-таки решился задать вопрос, мучивший его уже третий час кряду.
— Профессор… — по привычке начал он, пока МакГрегор не остановил его жестом руки, напоминавшем о том, что он ошибается. — Юэн, — сразу поправился тот. — Скажите, Юэн, что вы увидели в моём сознании?
Профессор откинулся на спинку, поправляя сидение так, чтобы можно было удобно прилечь и расслабиться.
— Я не могу пока что этого тебе сказать, — размыто ответил он. — Не сейчас, Хейден. Это для твоей же безопасности.
— Но как вы можете обезопасить меня, даже не рассказывая, что случилось? — недоумевал студент.
Юэн кинул на него взгляд, полный усталости.
— Могу.
Затем, нажав кнопку вызова стюардессы (в их случае — стюарда), он с широкой, поддельной улыбкой на устах встретил своего любимого сотрудника самолёта — сладкого мальчика-бортпроводника — и заказал ещё коньяка. Хейден мимолётом подумал, как профессор завтра выйдет на занятия, если прямо сейчас хорошенько напьётся. Перед его глазами проносились разные сцены: начиная от того, как Юэн пьёт так много, что забывает всё вокруг, а потом Кристенсен приносит его домой и помогает раздеться и помыться, после чего укладывает в кровать и сторожит всю ночь, сидя рядом и поглаживая по золотым волосам. Увы и ах. Он вздохнул. Такого никогда не произойдёт. Пора перестать фантазировать по каждому поводу.
Только навязчивый образ красивого, мужественного, мудрого профессора никак не выходи из его головы, и даже теперь, когда он смотрел, как тот в открытую флиртует с бортпроводником, он тешил себя картинами, всплывавшем в его воображении, где он нежится в его объятиях и гладит каждый миллиметр его кожи, ощущает под своими пальцами все шероховатости, словно географ, изучающий поверхность земли.
Он влюблялся в своего профессора, хотя и не думал, что такое когда-нибудь произойдёт. Он влюблялся в то, как Юэн кладёт одну ногу на другую, покорялся каждому движению его изящной руки и он был готов отдаться этому хитрому взгляду исподлобья. Как сильно Хейден ни старался отвести взгляда и перестать думать о профессоре, он сдавался сразу же — его ноги поджимались лишь только при его приближении, пот выступал на лбу, а сердце бешено стучало. Уже два раза профессор целовал его в лоб, но оба раза Хейден чувствовал себя на высоте блаженства, как только эти влажные губы прикасались к его коже.
И как теперь повернётся их жизнь? Что теперь будет, раз они оба связаны судьбами, а вместе с ними и Натали?
Почему жизнь повернулась в такую крутую сторону, почему именно сейчас? Хейден никогда не верил в судьбу, но события предыдущих дней, включая и вечер пятницы, явно пытались сделать его отъявленным фаталистом.
***
После долгого молчания, казалось, даже бесконечного — Юэн покосился в сторону Хейдена и задал вопрос, на который уже, наверное, знал ответ.
— Натали рассказывала тебе что-нибудь ещё?
— Да, — без промедления отозвался Кристенсен. — Много чего. Она дала мне книгу об одной женщине, вошедшей в историю под именем Ева.
Юэн блаженно улыбнулся, смотря куда-то вверх, будто вспоминая что-то.
— Ох Натали, Натали… личный экскурсовод в лагере. И, я бы сказал, лучший, — заметив недопонимающий взгляд студента, он добавил, — каждому, кто прибывает в лагерь, она рассказывает одни и те же истории. Книги, которыми она при этом пользуется, расположены в определенном порядке, и наш библиотекарь уже предоставил их ей в полное распоряжение, зная что она позаботится о них гораздо лучше. А история о Еве… Натали дышит ей. Перечитывает как Библию. Это её личная святая книга. И ты говоришь, она дала её тебе? — он усмехнулся.
— Я собираюсь вернуть книгу, когда мы приедем сюда в следующий раз. Если вообще приедем, — удрученно закончил он.
— Так бы и сказал, что хочешь снова со мной полетать, — Юэн вскинул бровь, а Хейден готов был кричать всякий раз, как профессор коверкает его слова в свою пользу и ставит их так, что они обретают двойной смысл.
— Ты прав, — между делом добавил МакГрегор, — мы обязательно прилетим сюда ещё раз. Не знаю, при каких обстоятельствах, но прилетим — возможно, совсем скоро.
Хейден взглянул в окно. Лучи солнца прятались за облаками, придавая последним розовый оттенок, а лазурный цвет неба понемногу тускнел. Совсем скоро колоссальное раскаленное небесное тело уплывет за горизонт и оставит землю на попечение луны, что отразит его свет в бесконечной тьме.
— Вы можете рассказать мне историю о Чёрном Человеке? — попросил Хейден.
— Чёрный человек, — усмехнулся Юэн. — Имечко, как у дьявола.
— Но ведь никто не знает как его зовут, именно поэтому ему дали такое прозвище, разве нет?
Юэн сделал глоток коньяка и выдал:
— Адам. Его зовут Адам.
Хейден округлил глаза.
— Вы знаете его имя?
Юэн кивнул и прикрыл глаза.
— Указано в одном источнике. Его настоящее имя, имя его самой первой инкарнации.
— Получается, Адам и Ева? — удивился Кристенсен. — Иронично, что история двух людей с такими именами закончилась так трагично.
— И это правда, — дополнил профессор. — Они действительно сошлись в мертвой схватке, пережив столько много лет. И мёртвой не столько для их разумов, сколько для их душ.
— И где они сейчас?
Юэн задумался.
— Затерялись в собственном сознании, полагаю. Они не могут умереть навсегда. Их души блуждают в абстрактном пространстве, не находя пристанища в чужих телах. Печально это…
Они летели слишком долго, чтобы Хейден по пути не задал ещё тысячи вопросов, на которые Юэн неустанно находил все новые и новые ответы. Не отказываясь от съестных припасов, найденных на борту самолёта, они вели оживленную беседу, из которой Хейден подчеркнул столько полезного и интересного, сколько порой не мог найти на лекциях.
— Вы расскажете мне историю Адама? — вдохновлённо поинтересовался Кристенсен, готовый заглотить огромный кусок информации от профессора. Он даже слегка нагнулся вперёд в кресле, стараясь быть поближе к МакГрегору.
Юэн в ответ лишь улыбнулся и ответил:
— Ну ладно, — он благосклонно махнул рукой. — Но только то, что знаю, идёт? А знаю я довольно мало.
Хейден, невзирая на его слова, утвердительно покачал головой. Он поставил локти на колени, а ладонями подпер подбородок, приготовившись слушать бесконечно внимательно. Юэн, засыпав в рот орешков, начал свой рассказ.
— Адам, или Чёрный Человек, как ты его называешь, появился на свет в незапамятные времена. Единственное, что мы знаем, он был младшим сыном графа, которому предполагалось получить в наследство самую малую долю. Возможно, именно тщеславие двигало им на протяжении всей жизни. Возможно, несправедливость. Только вряд ли, я думаю, из-за скудного «приданого» он совершает зло уже несколько веков подряд. Видишь ли, Адам был своевольным мальчиком, привыкшим, что ему всегда всё достаётся, начиная от помощи прислуги и заканчивая лучшими яствами на столе. Он ни в чём себе не отказывал и жил на полную катушку: путешествовал, кутил, знакомился с другими людьми его ранга, пару раз бывал при дворе вместе с семьёй и именно поэтому стал считать, что он пуп земли. Как самый младший, он получил максимальную заботу от нянечек и учителей, они относились к нему с огромным почтением и благоговением, преклоняясь перед ним и уповая на него. В их восприятии он казался богом, да и он сам считал себя таковым.