— Понятно, — кивнул Энакин, хотя сам смутно что понимал.
— Бывает кое-что иное, — добавила Натали. — Человек, понимая, насколько сильно его захватывает жизнь в сновидениях, лично хочет раствориться в ней навсегда. Тогда он, отрекаясь от своей собственной, ломает всю свою временную линию и самолично останавливает своё существование в момент смерти той личности, которой он навсегда посвятил себя.
— И что происходит в такой ситуации?
— Он попадает в отрицательный мир. Мир всего не существующего.
— Аналог загробной жизни?
— Можно и так сказать. Понимаешь ли, в этот мир попадают только отъявленные преступники и подобные самоубийцы. А ещё — те, кто хоть как-то пытался поменять своё прошлое. Ведь от этого зависит ход всей истории. Судьба не позволит изменить в себе даже маленькую, незначительную вещь. Всё должно оставаться на месте. Мы лишь зрители и не имеем права ничего менять.
— А что насчёт будущего? К примеру, я ведь прямо сейчас могу пойти и спрыгнуть со скалы? — предложил Энакин.
— Можешь, — Падме утвердительно и серьёзно кивнула. — Этот наш мир — всего лишь предупреждение от Судьбы, каким он может быть, если мы не предпримем никаких действий в прошлом. Остаётся только одно: гадать, что именно мы должны совершить и какой ценой.
Энакин прикрыл глаза и выдохнул.
— Спасибо тебе, Падме.
В этот момент девушка казалась ему такой мудрой, умной, искренней, доброжелательной и серьёзной, такой идеальной, что он больше не мог смотреть на неё. Свет от её лица был ярче самого солнца, освещавшего планету. Хейден уже не сопротивлялся чувствам Энакина. Потому что он слишком долго сопротивлялся чему-то в принципе. Он улёгся на бок, напротив легла Падме, и так они и лежали, смотря друг другу в глаза и чувствуя, как им обоим нужен отдых.
— Как же я устал, — едва слышно прошептал Энакин, осматривая лицо девушки: её миндалевидные карие глаза, аккуратный нос и розовые пухлые губы. Тонкая белая шея и красивые черты лица.
— Ты не должен сдаваться, Хейден, — ответила уже Натали в обличье Падме.
Энакин грустно улыбнулся и кивнул головой. Как бы это ни звучало банально, он ещё должен выяснить подлинную правду о своей матери и о своём предназначении в будущем. Потому-то он и не должен бросать начатое. Хотя бы ради Евы — ради мамы.
— Падме, я должен признаться кое в чём, — проговорил он, пытаясь не прятать взгляд. — Я не в силе сдерживать чувства и эмоции Энакина, а потому… передаю, что он любит тебя.
Девушка, в радостном изумлении раскрыв глаза, лучезарно улыбнулась, хоть в её глазах и стояли слёзы — слёзы счастья. Она, ласково погладив по волосам Энакина, приблизилась к нему и прошептала:
— Тогда передай ему от Падме, что она тоже больше не может сохранять спокойствие от каждого его взгляда, направленного в её сторону, и голоса, зовущего её по имени.
И она прикоснулась своими устами к его устам, ласково, осторожно ведя рукой по его лицу. Он гладил ее кудрявые локоны и держал её так аккуратно, словно боялся разбить. Энакин никогда не бывал с девушками до этого — ему и запрещалось быть к ним эмоционально привязанными, а сейчас он нарушал этот закон и, вопреки всему, поддался чувствам, не думая о другом мире, тревогах и страхах, наполнявших его душу. Он видел только настоящий момент, и лишь он был живым, насыщенным и ясным, беззаботным и таким сладостным.
Он оторвался от излюбленных губ и посмотрел ей прямо в глаза, наслаждаясь мгновением, и понял, что влюбился и готов был пожертвовать жизнью за свою влюблённость.
***
Они провели вместе целый день на этой лужайке, не заботясь о том, что были знакомы в прошлой жизни и у них вроде не намечалось ничего крупнее обыкновенной дружбы. Им не было неловко и неудобно видеть друг друга в таких обличьях: это было последнее, что беспокоило их. Они кружились на траве, бегали за животными и вместе наблюдали за природой. Энакин собирал красочные и манящие цветы, а Падме заплетала их в волосы, сначала себе, а затем — ему. Они наслаждались этим временем, как настоящие влюблённые, попавшие в водоворот первых чувств, и романтика охватывала их души сполна. Было бы счастьем остаться здесь навсегда, только им обоим было суждено проснуться.
А оказавшись в собственных спальнях на расстоянии нескольких сотен километров, они не почувствовали друг другу абсолютно ничего. Вся влюблённость ушла из их мыслей, как только они возвратились к реальности. Так и работали сновидения. Показывали совершенно чужую жизнь с её проблемами, мечтами и надеждами, далеко отличными от тех, что присутствовали в самих Хейдене и Натали.
Комментарий к
да будет скоро слэш, обещаю
========== Часть 24 ==========
Хейден небрежно кинул тетрадь в рюкзак, томно вздыхая и бросая взгляд на большие часы висевшие над дверью аудитории. Пять вечера… он усмехнулся. В Англии в это время пили чай, а он лишь уходит с лекции — измученный, уставший, его голова падала от количества поступивших знаний. Благо, была пятница, а значит, завтра у него был шанс хорошенько выспаться.
Хейден сошёл по ступенькам словно вальяжно влачащийся по коридору принц что собирается спуститься на бал. Попрощавшись взглядом с кабинетом, преподавателем и сокурсниками, он вышел из университета и пошёл туда, куда его меньше всего влекло сердце — к общежитию. И чтобы не вступать на его порог слишком быстро, он решит сделать круг по городу, вернувшись обратно лишь при появлении первых звёздах на небе.
Он шёл по пустынным улицам, облачённым в предвечерние сумерки, выискивая на небе луну или очертания двух влюблённых, бывших в прошлом заклятыми врагами, а в настоящем обретших тень истинного чувства. Он искал их верного младшего брата, с такими же рыжими лежавшими в аккуратной причёске локонами и сияющими светлыми глазами. Он ходил по городу призраков, где каждый оставил после себя след. Каждый дом, переулок, проспект обретали собственные тени, тени прошлого и ещё не забытого.
Хейден думал обо всем и ни о чем конкретно, держа перед глазами образ своей матери в объятиях Чёрного Человека. Он видел на месте себя маленького Юэна, рыщущего по городу в поисках единственного друга. Он видел, как подземные ходы и забытые богом закоулки оживают под прикосновением ноги его матери: из-под асфальта и выхлопных газов тянутся цветы, а город наполняемся свежестью и былой силой, силой природы, не обременённой количеством фабрик, заводов и жилых комплексов. И затухают, как только Ева встречает Адама, сулящего гибель всему живому. Удивительная ирония.
Хейден дошёл до общежития слишком рано. Удручённо опустив голову вниз, он коснулся дверной ручки, понимая, что отрекается от свежего воздуха и полной страсти, дыхания, новизны, чуда жизни. Дойдя до своего этажа, он, уже снимая рюкзак, попытался открыть входную дверь, но та была заперта. Видимо, его сосед тоже не отказался от полной приключений прогулки. Хейден пошарил в карманах в поисках ключа и нечаянно наткнулся на связку. Тёплую после проведённых в кармане суток, он достал её и сразу же вспомнил вчерашний вечер, когда Юэн с мольбой в глазах дарил ему сию ценную вещицу. Спрятав слезы, он развернулся на сто восемьдесят градусов и, уверенно подняв голову и грудь, вышел снова, теперь тая в душе крепкое стойкое желание обрести истинный дом.
***
Когда Юэн МакГрегор шагнул из лифта под скрип открывающихся дверей на лестничную площадку, устланную плиткой, первое, что он почувствовал — манящий запах свежего ужина. Похоже, он мог учуять колбасу, сыр и зелень, а также изысканные соусы. «Соседи, что ли, готовят?» — подумалось ему, как только он вспомнил, что живет напротив парочки итальянцев, умевших лакомиться своими национальными блюдами соблазнительных вкусов. Он облизнулся, стараясь унять аппетит, и прошёл мимо. Достал ключи, прикоснулся к ручке двери и, как только та открылась, он остался стоять в изумлении и огромном шоке. сам не понимая, насколько сильно он этого хотел, профессор увидел на своей кухне копошащегося с посудой Хейдена Кристенсена. Громко шумело радио, передавали последние новости, и ароматный запах ужина доносился со стороны плиты. Удивленно уставившись на студента, который, словно молодая женушка, дожидается мужа с работы и готовит ему ужин, опытно возился с огромным противнем.