В июне мы всей семьей уехали на дачу в Пучсерда, и беспокойство, царящее среди взрослых, передавалось даже ребенку моего возраста. Как выяснилось впоследствии, отец решил отослать нас во Францию, чтобы затем защищать свое положение на фабрике, зная, что семья в безопасности, однако по неизвестным мне причинам план этот так и не осуществился. Годы спустя болезненный, изможденный человек, неумолимо возникающий в моих воспоминаниях о жизни в Виладрау, будет казнить себя за эту ошибку, оказавшуюся роковой для его семьи. Близость границы, не раз повторит он, могла бы спасти жену от ожидавшей ее участи. Беспочвенная уверенность в том, что «это» не может продлиться долго и страсти вскоре утихнут, заставила родителей вернуться в самое пекло: в пропахшую порохом Барселону, где проливалась кровь во имя идеалов революционной борьбы. По дороге назад нашу машину остановили перед закрытым шлагбаумом, чтобы проверить документы. После того как короткий допрос был окончен, родители язвительно обсуждали начальника патруля, который внимательно изучил наши бумаги, держа их вверх ногами.
Несколько дней спустя мы с матерью и ее компаньонкой приехали в Торренбо. Дядя Игнасио вместе с женой и детьми следил оттуда за ходом событий, но однажды утром он и его семья исчезли, поспешно спрятав в зарослях плюща литургические принадлежности из часовни. На первый взгляд все оставалось по-прежнему — мы играли в саду, листали журнал комиксов «Микки», читали молитвы, только тихое бормотание сеньориты Марии о пришествии Антихриста и таинственные разговоры родителей вполголоса, чтобы никто не услышал, наводили на мысль о том, что происходит нечто необычное. Падре Хоаким, капеллан церкви Санта-Сесилия в Торренбо, иногда заходил проведать нас. Этот человек, простой и приветливый, подолгу беседовал с матерью, сидя в галерее, и, уходя, протягивал нам руку для поцелуя. Однажды, к нашему величайшему изумлению, падре появился, одетый в штатское, в берете, скрывающем тонзуру. Он сказал, что уезжает и пришел попрощаться. Мама дала священнику немного денег и пакет с едой на дорогу. Когда она желала ему доброго пути, а он в свою очередь благословлял нас, я заметил, что сеньорита Мария плачет. Падре Хоаким исчез в окрестных лесах, и никто из прихожан больше не видел своего священника. Хотя падре просил нас молиться за него, что мы исправно делали, он был вскоре задержан и некоторое время спустя пал жертвой анархистов.
Апокалипсические предсказания сеньориты Марии начинали сбываться: последний номер «Микки», нашего любимого журнала, вышел разрисованным в черный и красный цвета ФАИ[9], церкви полыхали, как во времена разграбления Рима. Из окон летней столовой мы смотрели на грузовик «красных», стоящий возле церкви Санта-Сесилия, и на столб густого дыма над этим маленьким белым зданием. Неужели кто-то донес, что рядом находилась наша семейная молельня? Не знаю, насколько верно такое предположение, высказанное впоследствии отцом: часовенка была хорошо видна с того места, где находились поджигатели, и могла привлечь их внимание без всякого доноса. Так или иначе, вторжение в наш дом людей из грузовика привело всех в ужас. Сеньорита Мария громко всхлипывала: она обожала читать книги о деяниях святых и теперь, должно быть, с восторгом обрекала себя на мученичество. Мама выглянула в окно, увидев, как незваные гости заставили управляющего отпереть двери часовни, но тут же отошла в глубину комнаты, так как ей пригрозили револьвером. Стоя на галерее, мы слышали какие-то голоса, стук, крики. Мама успокаивала нас, а сеньорита Мария молилась шепотом, перебирая четки.
Несмотря на то что моя память сохранила о том дне воспоминания смутные и отрывочные, я прекрасно помню, как после ухода налетчиков мы вышли из дома посмотреть, чтó они натворили. Мраморная статуя Девы Марии работы Мариано Бенльиуре, сброшенная с алтаря, валялась на земле, ее голова была отколота и разбита. Рядом догорали, сваленные в кучу, принадлежности для службы. Мы приняли близко к сердцу этот разгром, а управляющий и его семья почему-то отнеслись к нему молчаливо и безучастно.
9
ФАИ пользовалась огромной популярностью в Каталонии; в сознании рядовых каталонцев такие понятия, как «анархисты» и «коммунисты», часто смешивались.