Я решительно направился к своей повозке. Комендант, помедлив, подал мне знак, чтобы я подошел к нему. Когда я подошел, он уже миролюбиво сказал, чтобы я не горячился: «Давай своих солдат, пусть они помогут погрузить вагоны, и тогда я отпущу Кущенко». Пришлось согласиться. Часа три-четыре все мои разведчики грузили вагоны.
Обстановка была неясная, город находился в прифронтовой полосе, отчетливо была слышна артиллерийская канонада, а иногда и пулеметные очереди, и комендант торопился быстрее выполнить полученный приказ — вывезти музыкальные инструменты, очевидно, какой-то музыкальной школы.
Наконец он отпустил Кущенко, и мы быстро уехали из города в сторону фронта. Кущенко рассказал, как он у одного из жителей узнал, что недалеко от того места, где мы ночевали, находится центральный городской рынок. Кущенко пошел туда в надежде найти там колесо и действительно нашел — снял его с одной из румынских повозок.
Надев колесо на повозку, поехал в сторону базара искать нас. На повозке, кроме другого имущества, находился бочонок меда. Где-то солдаты его раздобыли раньше для себя. Кущенко проявил «находчивость» и начал менять мед на вино. Быстро образовалась очередь. В Румынии вина очень много. Румынию, Венгрию, Чехословакию фронтовики называли «пятым океаном», имея в виду «море вина».
Какой-то еврей попытался пролезть без очереди. Кущенко огрел его черпаком по голове. Тут же на базаре появился и комендант города подполковник Альтшуллер с патрулем. Обиженный еврей, узнав, что Альтшуллер тоже еврей, пожаловался ему. Так Кущенко оказался в комендатуре.
Я подробно остановился на этом в общем-то незначительном инциденте потому, что он имел дальнейшие последствия, о чем речь впереди.
Западнее Тимишоары противник оказал упорное сопротивление нашим войскам, пытаясь задержать их наступление. К 27 сентября 1944 года наша дивизия вышла на рубеж соприкосновения с неприятелем. Завязались упорные бои за села Песак, Лаврин, Шандра, Билед, Бечикаракул. В этих селах большинство населения составляли немцы, и они приняли участие в боях на стороне противника.
5 октября наша дивизия, совместно с другими дивизиями 53-й армии, перешла в наступление. Противник упорно сопротивлялся. Вокруг сел, за которые мы вели бои, были обширные поля кукурузы, достигавшей двухметровой высоты. Из-за нее трудно было вести бой, а нам, артиллеристам, тем более, так как вести наблюдение за врагом и корректировать огонь своих батарей было очень трудно.
Еще до начала наступления в один из дней утром ко мне на НП прибыл подполковник Альтшуллер — комендант города Тимишоара. Я сразу подумал: что-то еще мои разведчики набедокурили, когда мы ночевали в городе. Очевидно, что-то серьезное, иначе бы нужда ему ехать на передовую.
Подполковник увидел меня и сразу же узнал. «Я вас где-то видел», — заявил он. Я ответил, что вижу его первый раз. Тогда он, вспомнив инцидент с Кущенко и медом, воскликнул: «Это ваш разведчик торговал медом в городе?» Я ответил, что мы все время находимся в боях и торговать нам некогда. Примирительным тоном он сказал: «Ну ладно, не обижайся, на фронте всякое бывает. Я назначен к вам заместителем командира полка по политчасти, пришел знакомиться, а о том, что было в городе, давай забудем».
Меня такой разговор устраивал, хотя я и подумал, что при первой возможности он, наверное, вспомнит мне про мед. Но эти опасения не оправдались. До конца войны он ни разу не напомнил мне об этом. Более того, он оказался человеком добрейшей души. Когда уже после войны мы жили в Нижнеудинске, его комната в общежитии была недалеко от нашей и он нам с мамой иногда помогал продуктами. В одной из послевоенных встреч однополчан я напомнил Марку Ильичу, так звали Альтшуллера, об этом эпизоде. Мы посмеялись от души, вспоминая лихого разведчика Кущенко и флягу с медом. Он рассказал, что, когда его назначили комендантом города, дали всего двух солдат, остальных надо было «добывать» самому, вот он и задерживал различных нарушителей, отставших от своих частей.
Идут ожесточенные бои за названные села. Местные жители немецкой национальности запуганы гитлеровцами, — мол, русские будут им мстить, не оставляя ни одного живого, ни мужчин, ни женщин, ни детей, ни стариков. Поэтому сопротивление было ожесточенное, многие дома горят.
Поздно вечером мы вошли в одно из сел. Ни одной живой души. Пустые дома. Зашли в один из них, решили здесь отдохнуть, хотя бы часа два-три поспать. Только уснул, как меня будит разведчик, который стоял в охране. В окно видно зарево пожара — горит соседний дом, надо уходить, уже начинает гореть и дом, в котором были мы.