Воспоминания командира батареи. Дивизионная артиллерия в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945

Наступление наших войск продолжается. Погода слякотная, грязь, часто идут нудные холодные дожди. К ночи подмораживает, одежда отсырела и от холода становится колом. Хорошо, если на ночь удается найти стог соломы или хотя бы какой-нибудь лесок, но чаще всего приходится ночевать в поле. Роем норы, в которых пытаемся хоть как-то согреться. Противник на ночь останавливается в селах, и выбить его вечером практически невозможно нашими поредевшими силами. Несколько танков и бронетранспортеров противника открывают бешеный огонь, не подпуская нас к селу. В темноте обнаружить их очень трудно, тем более что они постоянно меняют позицию.

Наступление мы ведем вдоль гор. Справа от нас, в километре, начинаются Чешские Татры. Мы идем по равнине с предельным для этого времени года темпом. Задача — не дать возможности гитлеровцам оторваться от нас и закрепиться на противоположном берегу реки Нитра. Она шире, чем Грон, и такая же быстрая. Форсировать ее будет нелегко.

Батарея моя все время в движении. Я с разведчиками и связистами впереди, в цепи батальона. Огневые взвода батареи с орудиями следуют километрах в двух позади, в готовности, при необходимости, к развертыванию и ведению огня.

Когда противник не оказывает сопротивления, батальон свертывается в колонну и движется с максимальной скоростью. Моя батарея догоняет нас и идет вслед за батальоном. Приходится почти все время двигаться по проселочным дорогам, а то и по полям, напрямик за батальоном. Грязи — по ступицу колес. Лошади и люди выбиваются из сил, преодолевая поля, да и на дорогах не легче.

Я еду верхом на лошади. У меня красивый крупный жеребец серой масти в яблоках — трофей из королевской конюшни, когда мы наступали по Румынии. Иногда удается двигаться по дороге с твердым покрытием. Мой жеребец, обученный в королевской конюшне, выделывает на асфальте красивые «кренделя», двигается то одним боком, то другим, то идет красивой рысью, выбивая искры копытами, иногда даже виден дымок из-под копыт.

Пехота идет пешком, поэтому батарея делает остановки: надо осмотреть и покормить лошадей, проверить упряжь. Оставив в батальоне командира взвода, я с ординарцем еду к батарее и там делаю свое дело: осматриваю орудия, лошадей, надо и с людьми поговорить.

Население освобожденных чехословацких сел очень радостно нас встречает, иногда перекрывают улицу, задерживают на некоторое время. Возникают стихийные митинги, но чаще всего неподдельная радость местного населения превращается в небольшой веселый праздник.

Каждый житель, особенно молодежь, старается чем-нибудь угостить нас: легкое натуральное виноградное вино, хлеб, сало и другие продукты с удовольствием принимают солдаты, тем более что, когда будет кухня, и будет ли вообще, трудно сказать. В батальоне своя кухня, а у нас одна кухня на весь дивизион, и где она — неизвестно. Вот солдаты и не теряются, лакомясь угощениями благодарных людей. С кормом для лошадей тоже проблем нет.

Глава 13. Артиллерийский рейд по тылам противника

В конце марта в один из вечеров без боя входим в большое словацкое село. Оно стоит в лощине. За селом высоты — там окопался противник. Его боевое охранение, как обычно, пускает одну за другой осветительные ракеты, опасаясь внезапной атаки наших подразделений. В дом, где я с батареей остановился на ночь, зашел начальник штаба нашего дивизиона капитан Дергачев Павел Васильевич. Я долго был начальником разведки дивизиона, и мы друг друга хорошо знали. Он сообщил мне, что командование решило направить в тыл противника отряд в составе батальона, который я поддерживаю, и моей батареи. Выход в тыл противника назначен сегодня ночью. Он предложил мне вместе отправиться к командиру батальона для уточнения задачи и организации взаимодействия. Вместе с начальником штаба пошли к командиру батальона.

Ночь темная, небо закрыто сплошными тучами, моросит мелкий дождь. Изредка взлетает вражеская ракета, освещая бледным светом близлежащую местность. До противника не больше километра. Под ногами хлюпает грязь, в темноте луж не видно. Вспомнил, что у меня в кармане трофейный фонарик «жучок». Я иду позади Дергачева, фонарик спрятал в рукав, чтобы свет его не был далеко виден, иначе непременно получишь пулеметную очередь противника, который хорошо видит село. Нажимаю на рычаг фонарика, он, как положено, зажужжал, освещая дорожку, по которой мы идем. В тот же миг, как я включил фонарик, Дергачев падает на землю и кричит мне: «Ложись!» Вслед за ним падаю рядом в грязь. Спрашиваю: «Павел Васильевич, что случилось?» Он отвечает: «Не слышал, что ли, мина прожужжала, очевидно, не разорвалась». У меня после контузии слух плохой, я мог и не услышать звук падающей мины. Встаем, Павел Васильевич втихаря ругается — мы изрядно выпачкались в грязи. Идем дальше, я вновь нажал на рычаг фонарика, и в тот же миг Дергачев падает на землю, увлекая за собой и меня. Опять не разорвалась. Я отвечаю, что ничего не слышал. Он, как обычно, отвечает, что, мол, «медведь на ухо наступил, вот и не слышишь». Когда я в третий раз включил фонарик, Дергачев с размаху влепил мне в ухо, так что я еле удержался на ногах. Он принял звук моей жужжалки-фонарика за вражескую мину и только сейчас понял, что это я со своим фонариком виноват в том, что мы два раза падали в грязь и вымазались с ног до головы. Выругал незлобно меня за этот неприятный эпизод и, продолжая ворчать, взял у меня фонарик, после чего мы двинулись дальше.