– Нет материала.
Но как раз при входе в землянку лежала большая груда жердей, давно уже доставленных, и как раз для «одежды» этого убежища. И саперы мне жаловались, что пехота ничего не хочет делать без особого приказа или нагоняя.
Впечатления от наших построек я вскоре смог подкрепить впечатлениями от окопов противника. После наступления 1916 года у меня явилось непреодолимое стремление лично осмотреть окопы, отбитые нами у противника, для того чтобы выводы нашего фронта сверить с выводами немцев. Но мои хлопоты о командировке стоили мне очень грозного разговора с генералом, причем в продолжение всего разговора я не знал, чем в результате окончится мой визит – командировкой или арестом. Однако командировка была дана, но лишь на Северный фронт. Но и это было весьма приятно, так как давало возможность ознакомиться с наиболее интересными окопами немцев.
Помимо непосредственной цели моей поездки и осмотра небольших участков позиций противника, отнятых во время последних боев, мне удалось по рассказам участников составить ясную картину самого боя. Картина была весьма безотрадной. Топтание громадных отрядов на одном месте и полная беспомощность в выполнении операции. И неудивительно, что корпусной инженер с полной откровенностью говорил, что воевать с немцами безнадежно, ибо мы ничего не в состоянии сделать. Даже новые приемы борьбы превращаются в причины наших неудач.
Так, заимствованная у французов идея подготовки для наступления инженерного плацдарма привела к тому, что в бесчисленных ходах сообщения армия застряла, запуталась, смешалась и, потерпев значительный урон от огня противника, вынуждена была ограничиться занятием нескольких выдвинутых вперед немецких застав, причем и этот минимальный успех был достигнут латышскими ротами при полном безучастии остальной армии, формально тоже якобы ведшей наступление.
Немецкие окопы, хотя я их видел на небольшом участке и непосредственно после боя, во время которого наша артиллерия засыпала их снарядами, произвели все же большое впечатление тщательностью отделки, выдумкой и удобством. Это чувствовали и солдаты. Около одного из солидных немецких убежищ, построенных на болоте насыпным способом, сидело несколько солдат. В разговоре они заметили:
– Были бы у нас такие домины, так ли бы мы воевали…
Часто мне приходилось сталкиваться с так называемыми общественными организациями. К ним у меня не было особенно дружелюбного чувства. Правда, в них было что-то от американизма – широта, размах. Но на нашей почве это казалось непростительной тратой средств и сил. Было приятно, когда Союз городов приехал к нам заведовать кулинарной стороной дела и стал действительно хорошо кормить рабочих. Но было досадно смотреть, как штат интеллигентных служащих, заведовавших кормежкой одного участка, превосходил число интеллигентных руководителей работ всего отдела. Причем заведующий столовой получал жалованье большее, чем начальник отдела. Кроме того, количество таких организаций казалось явно чрезмерным. Мы сомневались, стоило ли строить позиции около Пскова, а тут почти ежедневно приезжали какие-то партии то для осушки болот, то для обводнения, то для сооружения колодцев, то для дезинфекции. Так как в этих организациях служили военнообязанные, создавалось представление о большой ловкости тех, кто устроился там. Так, по крайней мере, они воспринимались военной массой.
3. В Петрограде
Во время поездок на фронт, хотя я в некоторых отношениях мог считать себя уже мастером, но целый ряд сторон военно-инженерного дела, необходимых на фронте, мне не был знаком. Поэтому я воспользовался удобным случаем возвратиться на время в Петроград. Я носился с обширными планами. Мне хотелось, во-первых, самому несколько подзаняться, чтобы сделаться законченным военным инженером, а кроме того, хотелось доработать и использовать мои заметки, скопившиеся за время годовой работы, – мои наблюдения на фронте укрепили меня в мысли о необходимости или, во всяком случае, о полезности издания этих заметок.