— Да. Жаркое я поставила на плиту, оно будет готово к шести часам. Ребята уже знают.
— Ты встречаешься с большим Дэном?
— Да.
— Ты знаешь, что на этой неделе он был на приеме у Президента?
— Он мне рассказывал.
— Ты виделась с ним?
— В четверг вечером. Кстати, я предупреждала, что не вернусь к ужину.
— Да, но ты пришла и полночь, и к тому же я не знал, что ты встречалась с ним.
— Чем он тебе не нравится? Он прекрасный человек.
— Он старше меня.
— Если бы ты хоть раз встретился с ним, ты бы так не говорил. С ним можно разговаривать обо всем.
— Мне это не нравится, — сказал отец. — Ты слишком увлекаешься им, а на твоем месте я больше бы думал о молодых парнях.
— С ними неинтересно. Кроме секса, у них в голове ничего нет.
— А он ведет себя, как ангел?
— Во всяком случае, как джентльмен.
Отец задумчиво покачал головой.
— О моей работе он ничего не говорил?
— Он сказал, что сейчас этот вопрос решается, и он скоро свяжется с нами.
— Да, конечно, — саркастически произнес Майкл.
— Почему ты ему не веришь? Зачем ему лгать?
— Затем, чтобы ты побольше за ним увивалась.
— Папа!
— Оставь, — сказал отец. — Ты сама прекрасно понимаешь, чего он от тебя хочет, и самое печальное, что ты тоже, по-моему, стремишься к этому.
— Глупость! Даже слушать не хочу. — Маргарет возмущенно вышла из комнаты.
— Постой!
— Что?
— Ты меня не совсем правильно поняла, — извиняющимся тоном сказал Майкл. — О Хаггинсе говорят, что он большой любитель алкоголя и женщин, поэтому я очень беспокоюсь за тебя, мне бы не хотелось видеть мою дочь одной из его многочисленных любовниц. Пойми, этот человек принесет тебе одни страдания.
— Я уже не ребенок, папа, — твердо произнесла Маргарет. — Я сама знаю, что можно делать, а чего нельзя.
Отец посмотрел на нее и снова уставился в газету.
— Твое дело. Но помни: я тебя предупреждал.
Когда Маргарет вышла, он отложил газету и задумался. Конечно, будь он в силе… А теперь ничего не поделаешь. Дом, семья, дети — решительно все держалось на Маргарет. Может, она не так уж и неправа. Она, действительно, уже не ребенок. На детство у нее просто не хватило времени.
Джон Л. Льюис сидел за массивным письменным столом своего вашингтонского офиса. Стены кабинета были обшиты дубовыми панелями, а окна выходили на построенные из белого мрамора правительственные здания. Обычный темный костюм, ослепительно белый накрахмаленный воротничок и галстук делали его похожим на директора крупного предприятия. Рядом с ним сидели два ближайших соратника — поседевший в боях, но по-прежнему любезный Том Кеннеди, которому скоро исполнится семьдесят, и молодой, энергичный и честолюбивый Тони Бойль. Кеннеди сидел спокойно, сложив руки перед собой и обдумывая ситуацию; Бойль, привыкший побеждать напоим, с трудом сдерживался, чтобы не вмешаться. В чем-то похожий на них обоих, Льюис все-таки обладал еще чем-то, что возвышало его над ними и делало настоящим лидером.
— ТВА — самый большой потребитель угля в мире, — говорил Льюис. — Они покупают его столько, что нужно открывать все новые и новые шахты. Но шахтеры там не входят в профсоюзы, а добытый уголь продается почти за бесценок. Для нас это очень опасно. Старые шахты дают меньше угля, и хозяева понемногу увольняют рабочих. Таким образом, количество рабочих мест, запятых членами профсоюза, сокращается, а количество не охваченных нами шахт, наоборот, увеличивается. Много раз мы апеллировали к правительству, но оно всякий раз оставалось глухо к нашим обращениям. Сейчас положение медленно, но неуклонно ухудшается, и, если так пойдет дальше, вся складывавшаяся годами структура профсоюза будет разрушена. Наше бездействие может привести к тому, что рабочие начнут спрашивать себя, стоит ли вообще оставаться в профсоюзе. И день, когда прозвучит первый такой вопрос, станет началом конца Объединенного профсоюза горняков.
Кеннеди кивнул в знак согласия, а Бойль прореагировал более энергично.
— У нас нет выбора. Пора объявлять им войну.
— Вы хотите насилия? — спросил Дэниэл. — Оно уже не раз приводило нас к поражению. Непродуманными действиями мы только ускоряли закрытие шахт, становившихся убыточными и в результате падения цен на уголь, а ведь на них работали наши люди! Даже после нашего финансирования положение не улучшилось. Шахты продолжали закрываться, а мы теряли не только людей, но и деньги, и престиж. Кстати, мы и сейчас не знаем, какие штрафы будут накладывать на нас суды за то, что мы тогда делали. Если они признают нас виновными по всем пунктам, мы просто обанкротимся, и тогда рабочим не надо будет даже уходить от нас.