— Послушай, Дэнни, ты хороший парень, но я прошу тебя больше не приходить.
— В чем дело, Тони?
— Скоро начнутся большие беспорядки, — сказал хозяин. — Люди взвинчены. Они боятся, что ты шпионишь за ними.
— Ерунда! — Дэниэл был неприятно поражен. — Как я могу шпионить за ними, если даже не понимаю, о чем они говорят.
— И все-таки не приходи сюда, Дэнни. — Тони пошел к стойке.
В тот же вечер сержант собрал своих подчиненных.
— Все это время вам жилось очень неплохо, — сказал он. — Но скоро вам придется показать, чего вы, действительно, стоите. Со дня на день мы ожидаем, что профсоюзы и коммунисты призовут рабочих к забастовке. Если она состоится, завод остановится, а этого мы не можем допустить.
— Каким образом, сержант? — спросил один из охранников. — Мы же не сталевары.
— Не будь идиотом, чтобы встать к доменным печам, найдется достаточно людей. Забастовщики попытаются помешать им войти, а мы, в свою очередь, должны помешать им.
— Значит, мы будем помогать штрейкбрехерам, — сказал Дэниэл.
— Мы будем делать свое дело, — отрезал сержант. — За что, по-вашему, вам платят пятнадцать долларов в неделю? Те, кто сейчас собирается бастовать, работают по двенадцать часов в день, а не имеют и десяти долларов. Они вообразили, что заслуживают большего, хотя большинство из них даже не умеет ни читать, ни писать по-английски.
— Чем мы поможем штрейхбрехерам, если будем с ними по разные стороны ворот?
— Шериф выделил двести человек, которые встанут за воротами.
— А если и их будет недостаточно?
— Вот здесь мы и понадобимся. — Сержант улыбнулся и, достав из кобуры пистолет, показал его собравшимся. — Эта маленькая вещица иногда бывает удивительно полезной. — Еще есть вопросы?
— Нет, сэр, — Дэниэл покачал головой. — Но…
— Что?
— Мне это не нравится. Я знаю, что такое забастовка, всякий раз были и убитые, и раненые. Стреляли даже в тех, кто не имел к забастовке никакого отношения.
— Занимайся своим делом, и в тебя не будут стрелять.
Дэниэл вспомнил Джимми и Молли Энн.
— Мне это не нравится, — повторил он. — Меня брали охранять завод, а не стрелять в людей и помогать штрейкбрехерам.
Сержант не выдержал.
— Если тебе не нравится, можешь убираться!
Дэниэл кивнул и медленно направился к выходу. У самой двери он услышал голос сержанта:
— Оставь здесь дубинку и пистолет.
Дэниэл положил свое снаряжение на стол и пошел к двери.
— Даю тебе четверть часа, чтобы собрать вещи, — бросил ему вдогонку сержант. — Если к нашему возвращению в общежитие ты еще будешь там, я вышвырну тебя вон.
Когда Дэниэл закрывал за собой дверь, он услышал голос своего бывшего начальника.
— Я никогда не верил этому мерзавцу. Нам говорили, что он красный. Если здесь остался еще кто-нибудь из коммунистов, то пусть скажет об этом и убирается, пока жив.
В комнате, где он жил с пятью другими охранниками, Дэниэл снял форму и, аккуратно сложив ее, оставил на койке. Потом достал из шкафа свою старую армейскую форму, собрал вещи, засунул их в мешок и вышел на улицу. Дежурные охранники выпустили его, не сказав ни слова. Их уже успели предупредить.
За углом Дэниэл увидел идущих ему навстречу бывших сослуживцев. Он хотел повернуть назад, но было уже поздно. Сержант поднял руку, и на голову Дэниэла обрушился страшный удар дубинки.
— Неплохо я его, — словно издалека донесся до него голос сержанта.
Встав с земли, Дэниэл попытался нанести ответный удар, но его рука только рассекла воздух. Разъяренные попыткой сопротивления, охранники набросились на него, размахивая кулаками и дубинками, и ему пришлось сжаться в комок, чтобы прикрыть голову и живот. Он снова упал и уже не смог подняться.
Удары вдруг прекратились. Дэниэл почти без сознания лежал на земле.
— Это навсегда отучит его совать свой нос, куда не просят.
Потом послышался другой, несколько испуганный голос. По-видимому, говорил кто-то из охранников.
— Мы не убили его, сержант?