Теперь она раздражена, но я-то знаю, что очень скоро ей предстоит испытать совершенно другие чувства.
— Нам нужно идти в полицию, — спокойно говорю я, только голос у меня звучит немного глухо из-за шерстяного одеяла, подтянутого к самому рту. Я отбрасываю его прочь и сажусь.
— Ради всего святого, зачем нам…
— Я знаю, кто это сделал. Знаю, кто похитил Джонаса. Я их вспомнила.
Неудивительно, что мамино лицо искажается от ужаса и изумления.
— Их?
— Да, их. Мужчину и женщину. Я их и сейчас вижу. Я могу помочь полиции разыскать их.
— Успокойся, милая, — говорит мама, опускаясь на диван справа от меня. — Расскажи мне, что случилось.
— Я точно не знаю, — начинаю я. — Мы с Люком поехали в магазин, чтобы купить еды на обед, я сидела в машине, а какая-то женщина заглянула в окно минивэна, и ее лицо вдруг превратилось в другое лицо, из воспоминания. Я вспомнила женщину, которую видела в тот день.
— Расскажи мне все, что помнишь, — шепчет мама, подавшись вперед и прижимая ладони ко рту.
— Это была женщина, она заглянула в окно с моей стороны. Она показалась мне очень милой. Она улыбнулась и помахала рукой, как будто знала меня. Папа только что отошел за тележкой, и я знала, что он сейчас вернется. Я чувствовала себя в полной безопасности. Женщина жестом попросила меня открыть… — Голос у меня обрывается, и слезы градом льются из глаз.
Это я во всем виновата.
— Все нормально, детка, — шепчет мама, глядя меня по волосам. — Ты не сделала ничего плохого;
— Нет, сделала! — рыдаю я. — Я разблокировала двери! Не успела я это сделать, как какой-то мужчина, которого я не заметила раньше, распахнул дверь с другой стороны и схватил Джонаса. Я закричала, но они уже убежали, сели в свой минивэн и отъехали.
Воспоминание всей тяжестью падает мне на плечи, и этот многотонный вес заставляет меня снова сжаться в комок. Я натягиваю на лицо одеяло и плачу до тех пор, пока у меня не кончаются слезы.
— Ш-шш, — снова и снова приговаривает мама. Я не знаю, сможет ли она любить меня теперь, узнав, что это я погубила Джонаса.
А потом я вдруг вспоминаю все остальное.
Я погубила не только Джонаса.
Но и Люка.
И тогда, так тихо, что маме приходится наклоняться, чтобы расслышать, я рассказываю ей о том, что случится в будущем из-за того, что я сегодня вспомнила лица похитителей.
О том, как из-за меня погибнет Люк.
Я говорю маме, что это случится примерно через пять или шесть лет, судя по моему отражению в зеркале заднего вида в незнакомом автомобиле, на улице незнакомого мне города. Люк будет со мной.
Я сжимаю в руке мятый клочок бумаги с нацарапанным на нем адресом. Мы ждем, когда кто-то появится. Нам обоим любопытно. Мы хотим убедиться, а потом сообщить в полицию.
Мужчина выходит из богатого дома, сложенного из красновато-коричневого песчаника. Мы следуем за ним.
На мужчине хороший костюм, поддельные модельные туфли и яркая куртка, он нисколько не похож на убийцу детей, но я знаю правду.
Мужчина сворачивает с булыжной мостовой в переулок, потом ныряет на узкую улочку. Мы беспечно идем за ним и приходим в себя только тогда, когда шумный город, только что казавшийся таким безопасным, вдруг исчезает. Мы поворачиваем назад, но уже поздно.
Мужчина нас заметил.
Он знает, что мы здесь.
— Че надо? — орет он. Кажется, он пьян или под кайфом. Во всяком случае, он нетвердо стоит на ногах.
В первые секунды мы молчим. А потом я веду себя как последняя идиотка из фильма ужасов: слова сами собой вылетают у меня изо рта, вопреки паническому желанию загнать их обратно.
— Ты украл моего брата! — с напускной уверенностью кричу я.
— Лондон! — хрипло шепчет Люк, сжимая мою руку. Люк умнее меня, он сразу понимает, что я натворила.
— Значит, вот ты как думаешь, да? — переспрашивает мужчина, делая шаг в нашу сторону, отчего меня пронзает ужас.
Где же люди?
Теперь я каждой клеточкой своего существа знаю, что мы в смертельной опасности. Мы все сделали неправильно.
Кажется, именно это называется идиотской беспечностью.
Мужчина жует зубочистку, лениво гоняя ее из одного угла рта в другой, словно ему плевать на все на свете.
Люк инстинктивно делает шаг вперед, пытаясь заслонить меня. Теперь нас отделяет от мужчины не больше пяти шагов.
— Идем отсюда, — тихо говорю я Люку, пытаясь справиться с ужасом. Потом делаю шаг назад и тяну его за руку.
Тогда мужчина, не говоря ни слова, лезет себе за пазуху, шарит под пиджаком, и я вижу, как тяжелеет его рука.