- А как же ты?...
- Жива, как видишь, - усмехнулась Ирма. - Зато температуру легко переношу, привыкла!
Больше Вика вопросов не задавала. Виолетту Германовну она возненавидела так же сильно, как любила Ирму - заносчивую, высокомерную гордячку Ирму, которую невзлюбил весь факультет, что, впрочем, нисколько ее не смущало...
Как-то зимой Ирма схватила воспаление легких, и ее положили в больницу. Вика поехала к ней (адрес больницы ей дала Виолетта Германовна, ехать было далеко - в Сокольники, о чем ей тоже сообщила заботливая мама Ирмы). Увидев Ирму, Вика по-настоящему испугалась: от подруги осталась одна тень. Она уже шла на поправку, когда ей назначили физиотерапию, а это в главном корпусе, объяснила Ирма. Больничные корпуса соединялись между собой переходами. Переходы были длинные, и по ним приходилось долго идти, а идти ей было тяжело. По улице - гораздо ближе, и свежим воздухом дышать полезно, решила Ирма. И - с температурой - ходила каждый день на процедуры, до главного корпуса и обратно, набросив на плечи пальто. И заболела еще тяжелей, чем раньше. Кашляла она непрерывно...
- Это ничего, я вытерплю, этому меня научили... Вот только температура держится - тридцать девять и три, уже две недели не опускается, я так устала от нее! - пожаловалась Ирма, не любившая жаловаться. И Вика испугалась. - А что же твоя мама, с врачом говорила?
- А что - мама? Говорит, что я сама виновата, простудилась где-то на сквозняке, вот и лежи теперь, лечись. Говорит, что ж я могу сделать, если ты такая доходяга... Я не люблю, когда она приезжает. Привезет всего... заботливая, сволочь!
Вика с тревогой смотрела на Ирму. Теперь, пожалуй, она и без выдоха сможет надеть платье для менуэтов... Вика крепко поцеловала подругу в щеку. Щека была очень горячей.
Приехав домой, Вика с порога бросилась к телефону. - Это издательство «Наука»? У вас работает Сережа Косов, только я не знаю, в какой редакции... Могу я узнать его телефон? Мне очень надо!». Вам Сергея Рудольфовича? - подобострастно переспросили в трубке, - соединяю.
- Сережа! Ты знаешь, что Ирма в больнице? Что ей очень плохо! И никому нет до нее дела! - закричала Вика в телефонную трубку. - Сделай что-нибудь, Сережа! Поговори с врачом, может, ее в другую больницу перевести, а здесь ей только хуже стало...А Виолетте наплевать!»
- Как в больнице?! В какой? Адрес, адрес больницы давай! - заорал Сергей Рудольфович. - И не реви! Все будет хорошо, я тебе обещаю. Я уже еду! - И первый повесил трубку.
И Вика ему поверила: теперь все будет хорошо...
В институте Ирма появилась через месяц - бледная, с огромными глазами на похудевшем лице, все такая же неприступно красивая. В перерыве ее обступили однокурсницы. - Ну, как ты? Что с тобой было-то? А похудела как! Одни косточки! Досталось тебе... - жалели Ирму девчонки.
- Да вот, от воспаления легких лечили, - рассказывала Ирма. - А у меня от лекарства отек легких начался. А никто и не думал! Если бы не Сережа, я бы умерла, наверное, в этой больнице. Кашель был страшный и температура под сорок, и не опускалась... Сережа приехал и потребовал сделать повторные снимки. Тогда и выяснилось, что у меня не воспаление, а отек! Сережа с главврачом поругался и из больницы меня забрал. На руках до машины нес, я идти уже не могла.... Увез меня к себе и сам уколы делал.... Сережа меня спас - закончила Ирма.
Она говорила без своего всегдашнего высокомерия, просто и без эмоций рассказывая о том, как чуть не умерла в Сокольнической больнице и как Сережа ее спас. (Вовремя Вика ему позвонила! А Виолетта Германовна почему не позвонила, почему она ничего не делала, чтобы спасти дочь? )
- А что же твоя мама? Переживала, наверное, с ума сходила!
- Ну, мама... не переживала. Она и не знала ничего, я ей вообще не говорила, сказала только, что меня выписали и что я поживу пока у Сережи, вот и все. Она не возражала.
Девчонки сраженно молчали...
- Когда же вы поженитесь с твоим Сережей? - спрашивали Ирму.
- Сережа тоже пристает, когда да когда... А зачем? Разве штамп в паспорте что-то меняет? Сережа меня любит, и больше мне ничего не надо.
В то время «гражданские» браки не были так «популярны», как сейчас. И назывались иначе - с определенным эмоциональным негативом, - сожительством. А гражданский муж именовался сожителем, что в сущности верно. Это считалось неприличным, особенно если тебе восемнадцать лет. Или двадцать один, как Ирме. Брак должен быть официальным, со штампом в паспорте, даже если он «ничего не меняет».
Однокурсницы очень удивились бы, если бы узнали, что Ирме не двадцать один, а двадцать восемь (хотя она выглядела на восемнадцать). Об этом знала одна Вика - из всего курса. Их с Ирмой дружбу осуждали. Вике пытались открыть на Ирму глаза. - Посмотри, с кем ты! Она же никого не любит, только себя. И своего Сережу. И чего, дураки, не женятся? Все у нее не как у людей: замуж она, видите ли, не хочет! С мамой хочет жить. Ну, ты и подругу себе нашла! С ней же не пойдешь никуда: все на нее будут пялиться, а на тебя никто и не взглянет! Ей в театральном учиться, а не на журфаке! А самомнение какое... Как ты с ней ладишь, с ней же никто не может...