Не понимала Алла многого. Она даже писала с грамматическими ошибками. Вика вспомнила институт, где два года шел курс «Современный русский язык» (совсем не тот, что учат в школе, а гораздо, гораздо сложнее...), и еще три года они раз в полугодие писали диктант - повышенной сложности, вместо зачета. Диктантов боялись все! За три ошибки (любых, включая пунктуацию) полагалась оценка «удовлетворительно» с обязательной пересдачей диктанта. За четыре ошибки ставили «неуд» и исключали из института.
Ребят на Викином факультете было мало, они учились в основном на ХТОПе - художественно-техническое оформление печатной продукции, говоря человеческим языком - художники-иллюстраторы. На редакционно-издательском факультете ребят было всего семь, а к пятому курсу остались одни девчонки - и все из-за этих проклятых диктантов! Последних четверых отчислили на четвертом курсе - к ужасу всего факультета. Вот какое значение придавалось грамотности будущих редакторов и журналистов!
Писательская внучка не утруждала себя работой и развлекалась, вписывая в красивый, с золотыми уголками, ежедневник свои неотложные и важные дела. Как-то ежедневник остался лежать раскрытым на ее столе, Вика из любопытства в него заглянула - и ужаснулась. В ежедневнике значилось: «16-го позванить Юле. Идем в Илюзион на «Земленичную поляну». 20-го - иду на вечер Марка Лисицкого закадрить его племяника. Юльку не возьму пойду луче с Иркой».
Читать дальше Вика не стала...
Работать Алла не любила. Когда Вика в десятый раз принималась объяснять ей обязанности младшего редактора (кстати, несложные и ничего общего с редактированием не имеющие), Алла дулась и принимала оскорбленный вид: «Ну знаю я, знаю! Что ты ко мне привязалась!»
- Ну, если знаешь, почему же не делаешь? - не отступалась Вика.
- Если тебе не нравится, как я работаю, делай тогда сама! - вспыхнула Алла и вышла из комнаты.
А через час Вику вызвали к начальнику. - Ну, что там у вас с Аллочкой? Ты ей создаешь невыносимые условия. Она уже плачет от тебя! Нельзя же так на нее давить! Ты последи за собой. Помягче, Виктория, помягче...
Вика не поверила услышанному.
- Я...создаю невыносимые условия?! Это она мне создает невыносимые условия! Да она вообще неграмотная! Не хочет работать, да и не может! Я все за нее делаю, работаю за двоих, а Вы...
- И правильно! Ты и должна работать! - остановил разошедшуюся Вику начальник. - А обижать внучку Корягина мы тебе не позволим! Тебе что велели? Учить ее работать! Не можешь научить, делай сама. Это твои проблемы. В общем, так, Виктория. Еще одна жалоба - и будем решать вопрос о твоей работе в издательстве.
Вика вернулась от начальника с пылающими щеками. Алла торжествующе улыбалась. На столе перед ней лежал толстый каталог фирмы «Эйвон», над которым Алла усердно «работала» с самого утра. «Это твои проблемы» - сказал Вике начальник. С проблемой по имени Алла Корягина ей, пожалуй, не справиться, - поняла Вика. И пошла в отдел кадров.
- Переведите обратно в корректорскую, - кусая губы, попросила Вика.
- Ну, милочка, тебе не угодишь: то она в редакторы хочет, то в корректоры... - выговорила ей инспектор по кадрам голосом учительницы, распекающей нерадивого ученика. И Вика вернулась в корректорскую. «Теперь уже навсегда» - тоскливо думала Вика.
Но она ошибалась. Из «Современника» ей пришлось уйти через два года, - когда у мамы отнялись ноги. Они болели с самого детства, которое пришлось на военные годы. Маме было семь лет, когда в бомбоубежище, в котором ее семья пережидала воздушную тревогу, попала бомба - и их завалило. Мама осталась жива, но с того времени плохо слышала, и у нее сильно болели ноги. Потом боль отступила, но глухота осталась. И вот теперь, почти через полвека после войны, мамины ноги вдруг отказались ей служить. Врачи говорили, что со временем паралич «отпустит» и она сможет ходить. - И отводили глаза. Врачи ведь не боги...
- Держись, дочка! - сказал тогда Вике отец. - Мы-то с тобой на ногах. Справимся! А мама...ничего, купим ей коляску и будет разъезжать на ней - в лучшем виде!
И ушел в ванную. Вика стояла под дверью. Сквозь шум льющейся воды из-за двери слышались рыдания, и Вике стало страшно.
...Через год мама передвигалась по квартире на костылях, волоча за собой непослушные ноги. Дальше дело не шло, хотя Вика ухаживала за мамой изо всех сил: натирала лечебным бальзамом, утром и вечером делала массаж (пришлось записаться на курсы и, выложив немаленькую сумму, научиться всем приемам и премудростям массажа...). Она готовила витаминные салаты, бегала по аптекам в поисках лекарств и даже научилась делать уколы... Вика билась за мамино здоровье, отец вкалывал на двух работах и надолго уезжал в Ленинград, в командировки. Вика с тревогой вглядывалась в его постаревшее за этот тяжелый год лицо... Отца было жалко. Сама Вика теперь работала сдельно - брала на дом корректуру из того же «Современника». Вика сидела над корректурой до поздней ночи, но платили ей до смешного мало. Жили на заработки отца. «Бедный папа, - думала Вика, - работаешь один за троих... Надолго ли тебя хватит?»