Конечно, Зигмунд Фрейд, мальчиком гуляя по улицам Вены, должен был видеть этих полногрудых чудищ. Так не между ли их лап скрыты корни учения о Эдипе, раскрывшем суть загадки, которую Сфинкс ему задала?
Три поэтических сосуда
КУВШИН:
сказал поэт Всеволод Некрасов.
Геннадий Айги, кстати тоже поэт, кроме всего прочего, перевел на родной чувашский язык стихи Бодлера.
Это было в Москве, в конце шестидесятых годов. Олег Прокофьев, сын композитора и сам художник и поэт, и жена его искусствоведша Камилла Грэй принимали большое общество, в том числе Айги. К ночи все разошлись, остались лишь близкие друзья. И тут, откинувшись в кресле и слегка прикрыв лоб рукою, усталая Камилла произносит:
— А он милый… Этот ГАИ…
— Что за ГАИ? — спрашивает кто-то в ужасе: мало ли, сошла с ума чужеземная женщина.
— Ну, ГАИ… Который по национальности кувшин…
ГРАФИН:
В послании Алеше в Салехард среди иных, стремящихся в сторону юга, упомянут Гарик Суперфин:
Как раз тогда Гарика сажали за инакомыслие. Графин же в нашем словоупотреблении близок к кувшину или к арабо-тюркскому «зиндану», то есть опять-таки к затыкаемому сосуду или к каталажке. Об этом, собственно, здесь и говорится.
Иное дело графин в известном рецепте:
Тут графин выступает как мужской род от графини.
ЗИНДАН:
Свою «Эпиталаму Геннадию Снегиреву» Алеша Хвостенко сочинил, будучи посажен в зиндан города Джамбай. Они приехали туда с Иваном Тимашевым по прозвищу Ванька Бог и вступили в противоречия с местной властью. А Снегирев действительно собирался жениться на какой-то невинной девице. Всем обитателям зиндана песня очень понравилась.
Я послал Алеше несколько строк о Ефиме Славинском, о его судьбе:
Как раз тогда его приговорили к лишению свободы. Алеша отвечал мне:
Труды поэта
Не могу забыть рассказа Алексея Хвостенко о трудовой деятельности:
«К нам подошел человек, назвавшийся начальником ватного цеха. Посидели. Потом он пригласил к себе в цех осмотреть помещение. Пришли к оврагу, на склоне которого этот цех был. Кругом летали, висели на суках и камнях и просто валялись клочья ваты. Внизу, на самом дне оврага текли в противоположных направлениях два полных ватой арыка».
Другой его рассказ описывает случай на работе.
Алеша устроился делать мыльный раствор. Прачечная помещалась во дворе, в кирпичном строении. Часа в четыре ночи нужно было нарезать мыла, бросить в воду и включить острый пар. Через час выключить и идти домой. Однажды Алеша пришел домой и лег спать. Утром будят. — Иди, — говорят, — Хвостенко, на работу. — Явился. Все здание прачечной полно пены. Люди делали в ней ходы, словно земляные черви, чтобы попасть внутрь. Оказалось, он, покидая рабочее место, не выключил острого пара.
О возможном воздаянии за труд Алеша сочинил как-то ироническое четверостишие:
Вот мы наконец-то и добрались до истинной меры вещей:
А то все графин, кувшин, зиндан… Сплошная мифология.
Ближайшее место
Алеша Хвостенко приехал в Тивериаду, и мы отправились погулять туда, где из озера вытекает река Иордан. Прохаживаясь под огромными тенистыми эвкалиптами, мы заметили отца Юстина, который крестил средних лет даму. Он сделал нам знак подождать, а потом догнал на автомобиле и повез к себе в монастырь. Этот грек-священник был в монастыре (где, по преданию, написаны «Деяния апостолов») настоятелем и единственным монахом. Вошли, поднялись на галерею и стали пить кофе, взирая на озеро. И вот Юстин спрашивает: