Я усиленно размышлял обо всех этих предметах, будучи уже в Мюнхене, в конце декабря после полуночи, когда завершил вторую смену рабочего времени и собирался домой. В одно из последующих мгновений я услышал голос Рустама:
— Подвезти?
Рустам у нас присматривал за копировальной машиной. Он был из Азербайджана, древней Атропатены, недалеко от тех мест, где язиды. Во время войны попал в плен и остался в Германии. По-русски знал плоховато.
— Подвези, — отвечал я.
Идти до дому было недалеко, но погода прескверная: холод, ветер, дождь со снегом. Мы вышли во двор и сели в огромный автомобиль. Улица была с односторонним движением, поэтому нужно было свернуть под резким углом назад, проехать среди деревьев по трамвайной линии и дальше между садом и рекой, а там уже выйти на открытую дорогу. Старый Рустам с трудом поворачивал руль, мокрый снег залепил окна, почти ничего не видно, ни одного фонаря. Я спросил:
— Скажи мне, пожалуйста, Рустам, — ведь азербайджанский язык к турецкому близок, — как будет по-турецки павлин, эта птица, по-немецки фогель, знаешь, с большим синим хвостом, а на нем глаза?
— Пидарас-фогель? — отвечал Рустам.
Я похолодел. В неверном тусклом свете воображенью представилась картина гностического космоса, над которым парит, вздымая и разворачивая свой многоцветный сверкающий хвост, знаменитая многоокая Птица Педераст, чудесная и причудливая.
Все это длилось лишь несколько мигов. Затем я сообразил, что Рустам имел в виду, собственно, райскую птицу, «парадиз-фогель», но сказал он то, что сказал.
Так-то вот о прозваниях врага рода человеческого.
Некоторые картины из моей комнаты
Дом, в котором я обитаю, — так писал я несколько лет тому назад, — стоит на склоне холма. К северу внизу проходит железная дорога, а с юга течет речка, и к ней обращено окно моей комнаты. Речка маленькая, узкая, шириной метра два. Называется Аммер, что означает Овсянка, не каша, а птица. Собственно, Аммер проходит севернее, за путями, а моя река называется Аммер-канал, там вроде бы монахи веке в двенадцатом проложили этот канал, который и следует поэтому вдоль холма, по склону, параллельно возвышенной части, а не внизу, как бы полагалось. Тем не менее чуть выйдешь на террасу через восточную дверь слева от окна, в паре шагов видна вода реки. Немного ниже по течению речка делает маленький порог, затем уходит под здания и появляется далее рядом с большим старым водяным колесом, которое ныне бездействует. А еще дальше она течет уже по городу, и по ее набережным при желании можно прогуливаться.
Внизу у двери на террасу лежит базальтовая голова. Она изображает китайца с косой в созерцании дзен. Сделал ее скульптор Дани Дадон, а мне передал в знак признательности за собаку. То был красивейший светло-шоколадного цвета пес породы доберман. Только голубые глаза его были чуть не умны. Но едва Дани его увидел, он задрожал от восхищения. Пришлось дарить. Через несколько месяцев Дани пришел ко мне с головою под мышкой, а она довольно тяжелая. С тех пор так и лежит у меня на полу. Вообще, у Дани Дадона было много скульптур: из базальта, известняка, а также из дерева: головы или собрания голов, рыбы и многое прочее. Один гигантский булыжник с изображением фантастического автопортрета какое-то время украшал подход к его мастерской, потом к ресторану неподалеку. Все это было давно, еще в Тивериаде. Жил Дани в Мигдале, не в древней Магдале у самого озера, а в нынешнем поселке чуть в глубь долины Арбель. Там этот пес передушил всех окрестных кошек, но и сам через несколько лет погиб под колесами военного джипа.
Выше и левее головы висит маленькая картина Сережи Есаяна в широкой гладкой золоченой раме. Это левкас с изображением двух ангелов, которые раскрывают в небе занавес, а за ним — пустыня.
Под картиной старинный шкаф. Говорят, что стиль его — александровский ампир. Приволокли его в Израиль откуда-то из Средней Азии. Он почти весь сломан: в нижних ящиках двигается дно, малиновая ткань секретера истлела полностью, внутренний замок одной из полукруглых с черными колоннами дверец не работает. Однако немногое прочее пока цело и служит исправно.
На шкафу множество предметов по большей части вполне бессмысленных. Замечательны из них, пожалуй, только трубные роги да старый барабанчик. Лежит ветвь засохших лавров, а свежие лавры растут на террасе. Ну дудка, кусок мамонтова бивня, ударный деревянный музыкальный инструмент в форме зеленой жабы. Другой музыкальный инструмент, умеющий издавать одну-единственную ноту, но очень чисто, почти как камертон, лежит внутри. Есть еще Есаянова скульптура из выкрашенных в алюминиевый цвет резиновых пробок, изображающая сову. Две фотографии.