5. Макарьев в этом эпизоде не участвовал, а значит, писал со слов, как оказалось позже, своей жены Веры Зандберг. Тогда, 17 октября 1956 года, ТЮЗ отмечал 60-летие Евгения Львовича, эту версию она впервые рассказала автору «Ундервуда». «Когда кончилась торжественная часть, и я сидел с актерами, а художница рисовала — вдруг разговорилась Зандберг, — записал Шварц на следующий день. — И я подивился немощи человеческой памяти. Она мне же, с глубокой уверенностью в том, что так и было, стала рассказывать, как был написан „Ундервуд“. Нет, значит, прошлое и в самом деле не существует. Разбитная, сильно пожилая женщина, называя меня Женей, повторяла: „неужели вы не помните“, уверяла меня и всех присутствующих в следующем. Когда Уварова лежала в больнице, я навестил ее вместе с Зандберг. (Ничего подобного не было. Я ни разу не навестил Уварову. В те годы я не так хорошо был с нею знаком.) И чтобы утешить больную, я сказал ей: „Ты, Лиза (я в те годы был с Уваровой на „вы“), ты, Лиза, в моей пьесе будешь играть старуху, которая всех щиплет. А вы, Верочка, пионерку, которая растет каждый день, и кажется выше своего роста“. И стал шутить, хохмить (о, ужас). И через неделю (неправда, „Ундервуд“ я писал недели две) принес пьесу, где все эти хохмы были вставлены, — „помните, Женя?“ И я ответил: „Продолжайте, продолжайте, я слушаю все с величайшим интересом…“ Ничего похожего на правду! Я слушал с глубочайшим интересом и не мог представить себе, что делалось в этой душе, какой путь ей пришлось пережить за эти годы, чтобы до такой степени все забыть и научиться так подменять пережитое сочиненным. На самом же деле „Ундервуд“, как это ни грустно, был написан для нее. Я от тоски и избытка сил стал играть во влюбленность. В нее. В Зандберг. И увлекся…» Но этой записи Евгению Львовичу показалось недостаточно, и 25-го он дополняет: «Я не решился перечитать „Ундервуд“, когда пьеса попалась мне недавно в руки. Но помню, что писал я ее не шутя. Что же такое прошлое? Для меня двадцатые годы все равно, что вчера, а тут же рядом человеку в тех же годах чудится нечто такое, чего не было. И что творилось в душе этой пожилой, недоброй женщины в те времена, когда была она безразлична, добра и молода?» Так рождаются легенды.
6. Первую пьесу Е. Ш. Л. Макарьев не знал. О ней см.: Нева. 1971. № 10.
7. Премьера «Ундервуда» состоялась 21 сентября 1929 г. Режиссерами были А. Брянцев и Б. Зон, художником — В. Бейер, композитором — Н. Стрельников.
8. Н. К. Черкасов только репетировал, а в спектакле не участвовал. Роль, которая поначалу предназначалась ему, исполнил Г. Эрасмус.
9. Речь идет об артистке Артамоновой Ольге Михайловне (1907–1928)
10. Л. Макарьев цитирует письма Е. Ш. к его жене Зандберг Вере Алексеевне (1897–1975). «Я в 27–28 году от душевной пустоты и ужаса притворялся, что влюблен в жену Макарьева, Веру Александровну Зандберг, — запишет Е. Ш. в „Амбарной книге“ 15 марта 1953 г. — Мания ничтожества в те годы усилилась у меня настолько, что я увлекся этой азартной игрой и даже страдал. Играя и страдая, я имел достаточно времени, чтобы разглядеть Макарьева, да и Верочку тоже. Роман не кончился ничем, и это усиливало иллюзию влюбленности. Моя мания ничтожества и глубокая холодность Верочки под внешней мягкостью и женственностью и привели к тому, что возлюбленной моей она не стала. И это делает воспоминания мои о тех днях не то что горькими, а прогорклыми». (Евгений Шварц. Предчувствие счастья. М., 1999. С. 113)
КЛАВДИЯ ПУГАЧЁВА ШВАРЦ
Пугачева Клавдия Васильевна (1906–1996), в 20-е гг. актриса ТЮЗа, засл. арт. РСФСР.
«Шварц» — глава из ее книги воспоминаний «Прекрасные черты» (М., 2008). Печатается по этому изданию.
1. В другой главе этой же книги актриса рассказывает о знакомстве со Шварцами несколько иначе: «Однажды пришли вместе с Александром Александровичем /Брянцевым/ за кулисы Антон и Евгений Шварцы (Антон тогда был очень известным чтецом, а Евгений — начинающим драматургом и писателем). Антон и Евгений поцеловали мне руку, поблагодарив за спектакль. Я от неожиданности покраснела, вернее, заалела, — это было впервые в моей жизни! Александр Александрович сказал: „Ну вот, мы и взрослые стали…“ Поцеловал меня щеку и шепнул: „Ну, не очень-то зазнавайся, ведь они добрые, а у меня есть к тебе замечание!“ и повел Шварцев дальше»
2. Шварц и Акимов познакомились лишь в 1931 г., когда в ТЮЗе уже не было ни Маршака, ни его «Четвергов». См. воспоминания Н. П. Акимова.
3. Из воспоминаний о Ландау в этой же книге.