Битый-перебитый мальчонка из нищей крестьянской семьи в глухой, забытой людьми и богом деревушке чуть ли не в отроческие годы принимает участие в революционном движении, каким-то фантастическим усилием воли получает образование, становится народным учителем и профессиональным революционером (переживает все драматические невзгоды, сопровождающие эту благороднейшую профессию), а потом мастером советской культуры, одним из основоположников литературы социалистического реализма.
Как свершилось это чудо?
Гладков был одним из тех трагических счастливцев, чья жизненная драма стала драмой исторической, знаменующей новую эру в жизни человечества.
Он вправе был сказать о себе словами любимого своего поэта:
Философская глубина, суровая энергия, знойная страстность этих строк Тютчева захватывала, необычайно волновала Федора Васильевича. Он знал их наизусть, но, конечно, никогда не относил непосредственно к самому себе.
О себе он говорил другими словами:
— Я принадлежу к тем счастливцам, у которых революционные идеи жили не только в мозгу, но, пронизывая сердце, омывались его кровью...
Эти революционные идеи родились из страстного желания, чтобы все человечество было «вместе», чтобы люди всех стран и народов объединились в борьбе с кровавыми войнами, грязью, подлостью, угнетением человека, в борьбе за счастье свободного, творческого труда — за красоту жизни.
1969—1977
Семен Новиков
ДАРИЛ СВОЕ РАСПОЛОЖЕНИЕ
Мы, мальчишки, любовались огнями проходивших по Каме пароходов, смотрели на грузчиков, ловко таскавших тяжеленный груз на пристани Мензелинск. Кто-то из грузчиков сбросил тюк, рогожа разорвалась — выпали книги. Это был «Цемент» Федора Гладкова.
Вскоре я прочитал роман, Федор Гладков завладел моим сердцем навсегда. И вот судьба, к моему счастью, свела меня с певцом рабочего класса Советской страны. Это он впервые в отечественной литературе с огромной впечатляющей силой показал творческие возможности хозяина Советского государства. Герой романа Глеб Чумалов является вожаком трудящихся масс, блестящим организатором восстановления промышленности, строителем новой жизни.
Встретились мы с Федором Васильевичем в санатории «Барвиха». Зима 1958 года была снежная, люди подкармливали голодавших птиц, в парке для них оборудовали «столовые». Я смотрел на синичек, хлопотавших за обедом.
— Хорошо сделали. Зима-то холодная, много будет спасено птицы, — сказал подошедший человек в бобровой шапке. — Смотрите, смотрите, воробей тоже не зевает.
Слово за́ слово, разговорились.
— Вы Гладков, Федор Васильевич?
— Он самый.
Лицо его избороздили глубокие морщины. Глаза умные, взгляд пристальный, любознательный.
Общительный, простой, обаятельный, Гладков притягивал к себе людей, быстро с ними знакомился и дарил им свое расположение. Его знали все в санатории, встречали доброй улыбкой, как давнего знакомого.
Вот он неторопливо идет по коридору санатория, постукивая палочкой по паркетному полу. Увидел Ванду Василевскую и Александра Корнейчука, заулыбался своей доброй русской улыбкой, жмет им руки, взглядом, крепким пожатием, добродушным ворчанием ободряет «Сашка́». У Корнейчука тогда заметили червоточинку в легких и предложили операцию: Все его ободряли, но с удивительным тактом это делал Федор Васильевич.
— Из хорошего материала сделан, — говорил он о Корнейчуке.
Мы встречались каждый день.
Жил Федор Васильевич в санатории на первом этаже, вечерами я спускался к нему, и мы смотрели интересные передачи по телевидению. Гладков посасывал хитро сделанную трубку с какими-то снадобьями, которые держали в узде зловредную астму. Он любил слушать и сам поговорить. Слушал он внимательно, не перебивал и, бывало, дня через два-три возвращался к разговору, заинтересовавшему его.
Его, видимо, тогда очень волновала деревенская тема. Я ему рассказывал о Пензенской области, где недавно работал секретарем обкома партии, о растущем городе Белинске, о колхозе в Тарханах — колыбели Лермонтова, о музеях великих русских писателей. Очень заинтересованно слушал Гладков рассказ о посещении колхозниками драматического театра.
Пензенский областной театр поставил пьесу «В степях Украины» Корнейчука. Билеты распространялись в деревнях, соседних с городом районах. Приходили переполненные зрителями поезда из Лунина, Бессоновки, автомашины из Городищ, Нижнего Ломова. Во время спектакля колхозники дружно смеялись и аплодировали. Популярнейшим у нас стал Галушка. На всех совещаниях и заседаниях в городе и в деревнях говорили о нем. Он у нас в области очень старался, «работал» во всю свою могучую силу — против мещан, обывателей, стяжателей, людей нерадивых. Массовое посещение колхозниками театра стало традицией.