...Федор Гладков внимательно, с большим дружелюбием следил за развитием, направлением таланта Даниила Гранина, высоко оценивал его «Искателей». Он собирался написать Гранину. Не знаю, успел ли. Мне он писал следующее (письмо от 17 июля 1958 года, написанное его женой Татьяной Ниловной под его диктовку, так как ему самому писать было трудно): «Теперь шапками не закидаешь, да и раньше никто из большевиков этого делать не собирался. Мы идем не от сохи, не от нутра... Хватит, по горло сыты всякого рода литературными бодрячками, кругленькими, розовощекими, везучими до пошлости. Сейчас герой жизни, а значит, и герой литературы — интеллигент в лучшем смысле этого слова, то есть человек, способный к подвигу мысли, высоко понимающий научные и социально-политические задачи времени. Мы побеждаем, строим коммунизм, прежде всего силой знаний, идей, широтой кругозора, интеллектуальной (подчеркнуто в тексте письма. — Б. Б.) мощью передовых наших строителей. Потому приветствую «Искателей» Гранина; тут верный курс, верное направление».
В феврале 1976 года я услышала выступление Гранина по радио, где он говорил о Гладкове, о большом значении традиций «Цемента» в современной литературе о труде, о рабочем классе.
И мне казалось, что Гранин отвечает Гладкову на его письмо, посланное или непосланное — это уже не имеет значения.
И все же из всех писателей Гладков особо выделял Федина. И прежде всего как мастера советской русской прозы, олицетворяющего высокое единство эстетических и этических принципов. В книге Федина «Писатель, искусство, время» Гладков красным карандашом подчеркнул слова: «Любовь к художнику слова не только тем больше, чем выше его искусство. Она тем больше, чем больше он — человек». А на полях сделал пометку: «Очень верно!»
Личному своему знакомству с Гладковым я обязана Федину.
Летом 1953 года Федин как-то спросил меня о теме моей в данное время работы и, не дожидаясь ответа, сказал:
— Я бы посоветовал вам написать книгу о Федоре Гладкове. Уникальный писатель. Выходец из самых глубин народной жизни. Это будет для вас новой темой.
Слова Федина попали в самую точку. Мне необходимо было тему традиций и тему становления нового революционного характера решить на новом материале. Фединская тема — революция, искусство, интеллигенция — кровно меня волновала, касалась и меня лично. У Гладкова «Цемент» и «Энергия» — та жизнь, в которой все же я как-то участвовала. Рождение революции в старой, дореволюционной деревне (трилогия Гладкова) было вне моего опыта, вне конкретных моих наблюдений. Мне необходимо было туда проникнуть, чтобы увидеть еще одну грань сложного процесса исторического развития советской литературы в ее столь многообразных идейно-стилистических качествах. Но для этого, помимо книг Гладкова, мне надо было узнать его лично, послушать его, нужен был «эффект присутствия».
Обо всем этом я сказала Федину, а он передал наш разговор Гладкову. Федор Васильевич позвонил мне и пригласил зайти. Так состоялось наше знакомство.
В наших беседах очень часто принимала участие Татьяна Ниловна Гладкова. В оценке людей она всегда была солидарна с Федором Васильевичем. Это полное душевное согласие особенно чувствовалось в отношении их обоих к Федину, который называл ее «шестидесятницей».
Федину нравилось в Татьяне Ниловне редкое сочетание мягкости, душевности с решительной, бескомпромиссной прямотой.
И сколько же было достоинства в этой ее прямоте!
Федор Васильевич в ее присутствии рассказывал о встрече с красивой учительницей Таней, ставшей его другом и женой на всю жизнь:
— Встретились мы в тысяча девятьсот десятом году в Новороссийске на общем собрании. Она преподавала в начальной школе, а я — в высшем начальном училище, которые помещались в одном здании. Смотрю: стоит, сама тоненькая, хрупкая, а такая независимая, строгая. Лицо нежное, и такие ясные, свежие были краски на этом лице, что при первом взгляде подумал — не косметика ли это? После того, как объяснились и порешили жить вместе, я спросил ее: «Ты меня никогда не оставишь?» А она глядит в упор: «Никогда... покуда любить буду».
Так и условились. Насиловать себя не станем, коли любовь уйдет — расстанемся. Но любовь не покинула, как видите, живем вместе по сию пору.
Материально туго нам приходилось. Но не унывали. Была большая, серьезная работа, природа, книги, музыка и веселье молодости. Помню, летом поехал в экскурсию с учениками, а жена шутливо говорит: «Привези мне подарок».
Денег не было, но все же ухитрился привезти ей брошку-бантик для часов, а часов у нее, конечно, не было. Когда вручил подарок, она засмеялась: «Что ж, подойник привез, а где же корова?» Но бантик хранит до сих пор.