— Бродский и Лещинский, заходите, заходите! Я жду вас…
Войдя в комнату, мы увидели его лежащим на полу, на ковре, с разбросанными книгами и бумагами.
— Я изнемогаю от жары, умираю! Нет, я уже умер!.. И вот удивительно даже после смерти продолжаю работать… Садитесь, садитесь! Прямо на ковер, только так еще можно что-то делать… Я всю жизнь работаю. Как вол! Как трактор! Ах, как хорошо и как трудно работать!.. А вам, молодым, знакома эта радость труда? Трудного, тяжелого, потного, часто безрезультатного, но все равно прекрасного?
…А знаете, кто меня научил работать? Моя бедность и моя… лень… Это очень интересно. Я сейчас вам расскажу…
И Корней Иванович рассказывает о том, как он учился и как любил и любит рыться в словарях, справочниках и библиографических указателях.
— Но, кажется, я отвлекся… Всё!.. Начали… Работаем!
Мы устраиваемся рядом, сев на ковер, по-турецки скрестив ноги. Читаем нашу вступительную статью к сборнику. Каждую фразу Корней Иванович берет «на зуб». Все страницы испещряются его поправками.
— Обязательно то, что пишете, читайте вслух и то, что написали, заприте на месяц в ящик стола, — советовал он.
Работая над книгой, мы вели своеобразную игру. Это был как бы необъявленный конкурс на лучший репинский языковый «перл».
— Вот послушайте…
И он читает отдельные строчки, слова, выражения Репина, записанные им на листках, хранящихся в папке «Репин — писатель» (позднее он написал статью на эту тему):
— «Зонт мой… пропускал уже насквозь удары дождевых кулаков…»
«Ворота покосились в дрему…»
«Полотеры несутся, как морская волна…»
И он перечитывал, вкушая каждое слово, наслаждаясь сочностью, самобытностью, народностью репинского языка.
— А его диалоги! Вы видите этих людей, слышите их голоса. Это — Гоголь! Так мог писать только он. Да, у Репина гоголевский дар охватывать одним словечком всего человека. То же мышление, украинская усмешка…
— Да, — говорю я, — это прекрасно. А вот что накопил я для своей статьи, послушайте [3]:
«Я плакал внутри…»
«Чаеглотство…»
«Смеясь во весь рот…»
«Пестроситцевые бабы…»
— Чудесно! — восклицает Корней Иванович. Иногда он останавливает меня. — Это уже было, это и у меня есть! — И быстро находит нужный листок.
Иногда, когда мы вместе читали письма Репина к Е. П. и И. Р. Тархановым, он, еще только почуяв «вкусную» фразу, восклицал: «Чур мое, чур мое…»
— А вот мой шедевр, — заявляю я и кладу на стол, как козырную карту, письмо Репина Татьяне Львовне Толстой и торжественно читаю, как будто это я сам написал:
— «Двина, толстая, жирная, молчаливо улепетывает мимо нас. Как птицы, несутся по ней плоты („гонки“) с шалашиками и правилами и, медленно пыхтя, ползет пароход против течения».
— Прочтите еще раз, — просит Корней Иванович. — Как пластично, сколько движения. Какая поразительная гибкость языка. И какая изобретательность. «Двина, толстая, жирная, молчаливо улепетывает мимо нас…» Я вижу эту полноводную реку, я смотрю на нее вместе с Репиным, из его здравневского дома на обрыве Двины. Ну что ж, пять — три в вашу пользу. Прекрасная находка. Читайте еще…
Он мог без конца восторгаться искрометностью литературного стиля Репина, блеском метафор, меткостью определений, народными интонациями.
— Это — живопись словом. Да, шероховато, вне всяких правил, варварский стиль, скажете вы. За синтаксис учитель гимназии поставил бы Репину двойку. Но эти огрехи языка у него от кипения чувств, его бурной натуры, жадной любви к жизни. Русский язык стал богаче благодаря Репину. Вот увидите, когда выйдут в свет его мемуары «Далекое близкое», какой это будет подарок всей читающей России!
Нашу игру мы продолжали и позднее. Разбирая архив Репина, сохранившийся в «Пенатах», я делился с Корнеем Ивановичем своими находками, выписывая интересные для него строки из рукописей Репина. Особенно примечательны были черновые записи Репина о Льве Толстом, в которых он описывал черты его лица в разные годы жизни.
«…Вырубленный задорно топором, он моделирован так интересно, что после его, на первый взгляд, грубых, простых черт все другие кажутся скучными… Необыкновенно привлекательны и аристократически благородны были его губы… Средина губ так плотно и красиво сжималась, хотя и мягко: их хотелось расцеловать».
3
Мною готовился двухтомник избранных писем И. Е. Репина, который издан был только в 1969 году издательством «Искусство».