Странные сны нам снились в эту ночь.
Когда мы на следующее утро вышли к чаю, мы не узнали вчерашней Мары. Серо-бледная, с крепко сжатыми губами, сидела она у стола, порывисто мешая свой кофе ложечкой. При виде нас она покраснела и молча протянула нам руку.
Обиделась ли она на Женю? Считает ли нас слишком маленькими?
Мы спросили у Лены.
Днем она всегда такая. Только не подавайте вида, что заметили; она из-за этого способна уехать.
Странная сумасшедшая! Да вообще — сумасшедшая ли? Конечно, она не как все: курит одну папиросу за другой, вчера вечером не переставая говорила, сегодня не переставая молчит… Но где же пена у рта, дикие танцы, хохот, копыта, когти? Даже когтей у нее нет, — Женя ошибся. Просто очень длинные ногти. Не совсем понятно тоже, почему она сегодня сидела за столом, когда этого терпеть не может? Разве ее кто-нибудь заставлял? И почему покраснела, здороваясь с нами?
К завтраку она не вышла. Напрасно все по очереди, не исключая папы, приглашали ее.
Благодарю вас, мне не хочется есть.
Но вы и утром ничего не ели. Разве можно жить одним черным кофе? Вы совсем ослабеете.
Наоборот, — чем меньше я ем, тем лучше себя чувствую.
Когда подали сладкое, мама послала нас с Женей еще раз позвать ее. Первым начал я.
Мара, мама очень просит вас съесть сладкое.
Какое сладкое?
Как каждый день, такое же.
Тут вмешался Женя:
Мама сказала, чтобы мы привели вас к столу. Мы сейчас едим компот, и вам еще много осталось.
Слушайте, мальчики, — начала Мара, затеняя лицо руками, — скажите маме, что я очень благодарна ей, но никогда завтракать не буду. Ни сегодня, ни завтра — никогда.
Почему? — спросили мы в один голос.
Вы когда-нибудь бывали совершенно сыты? Так сыты, что противно даже думать о еде?
Мы помолчали. Потом Женя сказал:
Бывали — один раз, на именинах у дяди Володи. Я тогда съел семь пирожных, а Кира девять.
Отлично. Ну, а я всегда сыта, точно одна съела семь и девять пирожных.
Да ну-у? — почтительно удивился Женя.
Совершенно так. Поняли? Теперь подите и скажите это маме. И ради Бога, не возвращайтесь больше с этим!
Марины слова, в точности нами переданные, страшно рассмешили всех, кроме Лены.
Очень странно смеяться над такой простой вещью, что человеку не хочется есть, — сказала она.
Не в святые ли она собирается? — насмешливо спросил Андрей.
Лена, не отвечая, вышла из столовой. Мама с папой переглянулись.
До самого обеда Мара не показывалась.
Я прямо не знаю, как с ней быть, — говорила мама Лене, — ведь это твоя подруга, ты должна же знать ее немножко.
Я ее очень хорошо знаю — не ее, а ее привычки. Она непременно будет обедать. При лампе она никого не стесняется.
За обедом — она обедала стоя — снова начался разговор о еде.
Мне так неприятно доставлять вам беспокойство, — говорила она, пуская дым кольцами, — я бы так хотела объяснить вам, что питание — совершенно второстепенная вещь.
Я и не утверждаю, что в нем весь смысл жизни, — улыбаясь, сказал папа.
Значит, в этом мы сходимся. Но я скажу больше: еда — явление совершенно отрицательное. После обеда люди всегда глупеют. Разве сытому человеку придет в голову что-нибудь необыкновенное? Разве в минуту подъема человек думает о еде? Чем умнее человек, тем меньше он ест…
Судя по тому, как мало вы кушаете, вы, должно быть…
Андрей! — сердито воскликнула Лена.
Мара пожала плечами.
Вы совершенно правы, — продолжала она спокойно, — и я могу привести вам много примеров.
Пожалуйста.
Но я этого не сделаю.
Почему?
Вспомните бисер и свиней!
Благодарю вас!
Мама нагнулась к Андрею и что-то пошептала ему на ухо. Он покраснел и налил себе воды. Все замолчали.
Мара, давно отставившая тарелку, стояла, высоко подняв голову, — теперь кудри лежали у нее по плечам — и рассматривала свой дым.
Так кончился обед.
Мальчики вы спите?
Нет, не спим.
Я пришла поговорить с вами.
Пахнуло дымом. На пороге темная, тонкая фигура Мары.
Почему вы не спите?
Кира рассказывает мне сказку.
О чем?
О колодце и девочке, которая по ночам не спит.
Значит, обо мне?
Мара садится на мою постель.
Нет: вы не девочка, вы большая.
Я не большая! — тихо смеется она. — Я совсем маленькая — как ты. Как Женя.
Вам семнадцать лет!
Кто это тебе сказал?
Лена.
Лена не знает. Впрочем, я сама не знаю. Мне и семь, и семнадцать, и семьдесят.