Свою бюрократическую карьеру Столыпин проделал не в центре, как большинство министров того времени, а на местах. Он хорошо знал сельский быт и понимал, что узел всех русских вопросов был там. В противоположность социалистическому плану коллективизации земли и радикальному плану принудительного отчуждения большинства помещичьих земель, Столыпин выдвинул либеральный, в точном смысле слова, план упразднения сельской общины, устранения чересполосицы и поднятия производительности земли на началах единоличного хозяйства. При этом он делал «ставку на сильных», как он однажды выразился. Эти сильные крестьяне, полноправные собственники земли и равноправные с другими граждане, должны были подвести под имперский строй ту крепкую общественную основу, которой, как оказалось во время революции, у него не было. Этот план был не только намечен, но и пущен в ход, в порядке чрезвычайного указа, через несколько лет подтвержденного и развитого Государственной Думой.
Это была центральная реформа. Она должна была быть восполнена другими. Столыпин высоко ценил земство и потому намечал распространить земские учреждения на многие губернии, где они по разным причинам не действовали, и подвести под них фундамент в виде волостного земства, на смену отживших свой век волостных сходов. Местный суд, искаженный реакционными реформами императора Александра III, должен был вернуться к своему первоначальному облику. Быстрыми шагами должно было двинуться вперед народное образование, дабы зарыть ров между еще безграмотным в большинстве народом и культурным верхом. Наконец, намечалось введение, по германскому образцу, страхования в обязательном порядке рабочих от болезней и несчастных случаев.
Если бы программа Столыпина была выполнена, то будущие историки назвали бы годы, когда он стоял у кормила власти, второй эпохой великих реформ. Но выполнение великого замысла удалось лишь частично, ибо он наткнулся на сопротивление и слева и справа.
Сопротивление слева было явное и отчаянное. Та часть общественности, которая поддалась культу революции, правильно видела в осуществлении замысла Столыпина конец своим мечтаниям. В перестроенной по плану Столыпина России революция стала бы невероятной.
Поэтому каждая мера Столыпина встречала резкое осуждение, как реакционная, или явно недостаточная, или идущая в неверном направлении. Конечно, оппозиция слева не во всем была не права. Так, например, земельная реформа сильно выиграла бы, если бы упразднение общины сопровождалось принудительным отчуждением земель, арендуемых крестьянами. Но не в этом было дело, а в упомянутых выше последствиях затяжного конфликта, в принципиальном отвержении общественностью всего, что исходило от власти, в требовании безусловной сдачи. Так как оппозиция слева владела Государственной Думой второго созыва, Столыпину пришлось, с сокрушением, пойти на явное нарушение конституции: пресловутый указ 3-го июня 1907 года изменил избирательный закон и создал в Думах III и IV созывов большинство, в котором преобладали умеренные элементы общественности, плененные замыслом Столыпина. С правовой точки зрения — это было произвольным актом; с точки зрения политической — это было единственным способом сохранить представительные учреждения: еще одна Дума типа Второй — и эти учреждения были бы закрыты, конечно, не Столыпиным, а каким-либо новым премьером, смотрящим не вперед, а назад.
Менее известно о сопротивлении Столыпину справа. Мемуары довольно подробно отражают два эпизода из истории этого сопротивления, связанные со штатами морского генерального штаба и с введением земства в шести губерниях западного края. В обоих случаях правительство Столыпина попало в затруднительное положение, потому что внесенные им законопроекты были отвергнуты правым большинством Государственного Совета. В этом большинстве преобладали члены по назначению государя, который систематически назначал в Совет лиц, враждебных премьеру, как бы в ограждение своего авторитета против затемнения авторитетом обаятельного и властного премьера. По вопросу о западном земстве Столыпину удалось победить, но крайне сомнительным способом, который он сам называл «нажимом на конституцию». В этом не было надобности, так как мера не была спешной и у премьера были хорошие шансы провести ее в течение следующей сессии.