Он очень любил стихи и сам сочинял их. Его стихи, главным образом басни, были гладко написаны и остроумны. Красивая легкая рифмованная шутка давалась ему свободно.
Обступает его молодежь и пристает:
— Александр Александрович! Напишите скороговорку, да подлиннее, чтобы язык можно было сломать.
Вытаскивают кресло на середину зала, усаживают в него Киселева и ждут. А он наклонит набок голову, еще больше прищурит левый глаз и — уже готово.
— Пишите! Только чтоб читать без отдыху, да побыстрей!
Александр Александрович диктует:
Попробовали читать записанное и со смехом «ломали язык» на половине, а потом говорили:
— Да это вы, Александр Александрович, заранее приготовили, а вот мы придумаем такой стих, такие слова, что к ним не подберете рифмы.
— Ну вот увидите, ну вот увидите! — прыгала егоза-гимназистка.
— Ладно, пробуйте, — соглашался Киселев.
Молодежь убегает в другую комнату. Смех, спор! Выходят. Высокий худой юноша объявляет.
— Мы начали писать глубочайшее по идее и великолепное по форме стихотворение, но на второй строке вдохновение у нас выветрилось, а потому просим Вас закончить стих.
Александр Александрович ждет. Юноша, став в театральную позу, прыскает со смеха в платок и начинает:
и останавливается, а Киселев продолжает:
— Что? Поймали? — кричат кругом, и при общем смехе Александр Александрович объявляется непобедимым стихотворцем и первым поэтом Васильевского острова. Собирается подписка на сооружение ему при жизни памятника. При выборе для него места присутствующий здесь Мясоедов предлагает поставить памятник в Зоологическом саду и вносит на его построение первый камень — коробку спичек.
Киселев берет и благодарит, а Мясоедов не может утерпеть, чтоб не добавить:
— При выражении добрых к вам чувств будьте уверены в их неискренности.
К спичечным коробкам Киселев был неравнодушен. Он брал сперва пустые коробки, а потом он машинально клал в карман лежавшую перед ним коробку и уносил домой. Там он разгружал свои карманы и из собранных за зиму коробок сооружал весной с детьми в саду целые замки причудливой архитектуры. Спичечные коробки служили кирпичами при постройке. Обращаются к Киселеву:
— Скажите, в каком виде изобразить вас на памятнике в Зоологическом саду?
Александр Александрович разводит руками:
А Мясоедов, заложа руки за спину, с поднятой головой уходит в столовую, бросая слова:
— Зубы обломаете!
Александр Александрович просится:
— Ну, будет! Отпустите душу на покаяние!
Молодежь начинает играть на рояле, петь, а Киселев достает большой альбом и кладет на стол.
Лемох заглядывает в него:
— Это у тебя новости, Александр Александрович? Ты опять? Ах ты затейник!
Товарищи переворачивают страницы альбома, и смех не умолкает. В альбоме каждая страница перерезана пополам. Открывается первый лист — видите портрет известного лица, наклеенный на страницы альбома и перерезанный пополам. Перевертываете нижнюю половину листа, и к верхней половине портрета присоединяется теперь совершенно несоответствующая нижняя часть фигуры от другого портрета. Так, например, вы видите вначале портрет во весь рост бывшего прокурора синода Победоносцева[130] с елейным выражением лица и в благочестивой позе. Перевертываете нижнюю часть страницы, и перед вами появляется фигура Победоносцева, отплясывающая канкан в юбке балерины.
Иллюстрации подбирались остроумно и, глядя на них, нельзя было удержаться от смеха.
Киселев, изнывая под тяжестью житейских забот, вынужден был писать ходовые вещи, которые публика любила и раскупала для украшения гостиных.
Как пейзажисту ему необходимо было писать этюды. Это вызывало расходы, и даже большие, если ехать приходилось далеко — на Кавказ или в Крым, особенно с семьей. И вот у него, как и у некоторых других художников-передвижников, явилась мысль завести свой уголок, свою дачу-мастерскую, где можно было бы дешево жить и с удобствами работать. Это предприятие казалось не таким дорогим, требовалась только единовременная затрата на постройку. Содержание же дачи должно было стоить не дороже найма чужого помещения.
130