Во время нашего пребывания в Крыму мы неоднократно посещали Ливадийский дворец, который император и императрица построили по своему вкусу. Вид на море оттуда открывался великолепный, парк был засажен вековыми деревьями, но само здание было уродливым. Внутри, в декоре псевдомавританского стиля, стояла английская мебель в стиле мейпл или массивные кресла в стиле Людовика XIV. Огромная столовая зала, трапезная, была декорирована тяжеловесными и малохудожественными элементами. Только выложенный черно-белой плиткой маленький итальянский дворик, ведущий в домовую церковь, был бы симпатичным, если бы его не поместили в эту смесь стилей, эпох и цветов.
Недалеко от этого современного дворца стоял старый дом, в котором великий князь жил в молодости с родителями и который был для него полон воспоминаний. Именно в нем 20 октября/2 ноября 1894 года умер император Александр III. Великий князь, я и трое детей с большим волнением вошли в комнату, где скончался этот великий монарх. Там царила величайшая простота. Кресло, в котором Александр III испустил дух, стояло на прежнем месте, а черный крестик, инкрустированный в паркет, был призван увековечить это воспоминание. Все там было спокойно, величественно, благородно и просто: как сам государь, который, будь он жив, сумел бы избежать революции и, возможно, даже войны. В стране его любили и боялись; его любили французы, чьим первым другом и союзником он был и кого вывел из затянувшейся изоляции. Его боялись все страны, даже Англия, что не могло не быть лестным для него и русской дипломатии его времени.
Владимир и девочки развлекались, фотографируя чудесные виды Тавриды, увы, слишком мало известной иностранным путешественникам. Погода стояла великолепная, дни были по-настоящему летними, а ночи теплыми. Нигде больше я не видела такой блестящей серебряной луны, отражающейся в темно-синем море. Шорох волн был как ласковый шепот. По вечерам мы часто покидали свои надушенные, хорошо освещенные, комфортабельные комнаты, где царило счастье, чтобы восхититься тем чарующим зрелищем, которые являет собой крымская ночь.
Однако время летело быстро, и предстояло покинуть этот прелестный уголок. Великому князю надо было вернуться в Ставку, где он только что получил назначение на пост инспектора гвардии, и мы решили сделать остановку на пути в Царское, чтобы осмотреть город Могилев; но главным было желание провести еще несколько дней с нашими дорогими и любимыми.
Накануне дня, намеченного для нашего отъезда, мы получили телеграмму от ее величества императрицы-матери с приглашением заехать в Киев, расположенный у нас по пути, и пообедать с ней 14/27 ноября, в день ее рождения. Мы очень удобно устроились в вагоне, специально предоставленном в распоряжение великого князя и бывшем в высшей степени комфортабельным. По приезде в Киев мы решили не покидать этого вагона и не селиться в гостиницу. За нами, великим князем и мной, заехал автомобиль придворного ведомства. Императрица-мать приняла нас со свойственной ей любезностью и шармом, которые она передала своему августейшему сыну: не было человека, более умеющего очаровывать людей, чем император Николай II. В тот день у императрицы обедало не менее восьмидесяти гостей. Справа от императрицы сидел великий князь, а слева – великий князь Александр Михайлович[6]; я сидела слева от последнего. Мой сосед пригласил нас назавтра пообедать у него, «потому, – как он мне сказал, – хотел поговорить с нами о важных вещах». За тем же столом сидела и супруга князя Георгия Радзивилла (Бишетт)[7], приехавшая из Белой Церкви с фруктами и великолепными цветами, чтобы поздравить ее величество.
6
Зять вдовствующей императрицы (муж ее старшей дочери Ксении), двоюродный брат ее покойного мужа, императора Александра III, и великого князя Павла Александровича, мужа автора.
7
Мария-Роза (1863–1941), урожденная графиня Браницкая, жена светлейшего князя Георгия (Ежи) Радзивилла. Имела прозвище Бишетт