В тезисах лекций Рудольфа Штейнера также можно найти созвучие этому учению из книги Зогар. Так у меня появилась перспектива, внутри которой его феномен занял подобающее для него место.
Мюнхен летом 1912 года
В Мюнхене нас встречала уютная, веселая Германия. Мужчины ходили по улицам в рубашках с белыми воротничками и без шляп: такого нельзя было увидеть больше нигде. Женщины одевались со вкусом. Бугаев особенно радовался знаменитому мюнхенскому пиву. В последующий визит к доктору Штейнеру эта его радость, правда, была отравлена. Пока он еще мог им наслаждаться, посещая вечерами маленькое варьете при ресторане "Папа Бенц", неподалеку от Врат победы. Гвоздем тамошних программ был очень распространенный тогда танец апашей — с девушкой, а затем с куклой. Здесь мы отдыхали после дня, проведенного в упорной борьбе за духовнонаучный образ мира, который мы пытались обрести с помощью рисунков и схем. Над этим рестораном мы нашли для себя очень славные комнаты. "Но ведь это единственное во всем Мюнхене по-настоящему непристойное заведение, — зато знаменитое": с этими словами к нам обратился первый посетивший нас теософ. "Вы не видели ползущего по лестнице дракона? Вам надо уехать отсюда как можно скорее". Так мы переселились в хороший пансион напротив Академии искусств.
Как уже было условленно в Кёльне, по прибытии мы объявились на Адальбертштрассе, где доктор Штейнер жил у фрейлейн Штинде и графини Калькрейт. Вскоре графиня Калькрейт посетила нас. Она появилась перед нами прекрасная, как каменная королева, сошедшая с портала готического собора в чуждую ей действительность. "Доктор Штейнер желает, чтобы вы занимались немецким с фрейлейн Шолль; к вам еще придет одна жительница Прибалтики, чтобы приобщить вас к драмам-мистериям. К нему самому вам надо прийти в ближайшие дни. Вы должны очень быстро прогрессировать: ведь он так о вас заботится". Было трогательным почти детское смирение этой личности, отмеченной как высоким аристократизмом, так и дарами духа. Она дала нам адреса нескольких русских, среди которых Бугаев надеялся встретить старых московских друзей. Однако за этим последовало разочарование. "В Москве мы вас навестили, но там у вас не было для нас времени, — несколько язвительно объяснили нам не знакомые с нами супруги, — а теперь вы пришли к нам. Таково действие кармы". Скоро нас со всех сторон засыпали поучениями, касающимися оккультных новостей. "Завтра вечером вы можете пойти к доктору П.; то, что вы его не знаете, роли не играет: он вас знает уже давно". Какое счастье, что мы познакомились с доктором Штейнером еще до того, как встретили этих людей!
Отдыхом была только милая болтовня с фрейлейн Шолль; правда, немецкая грамматика преподавалась при этом слишком сокращенно. Бугаев после первой попытки также счел излишним перевод драм-мистерий Рудольфа Штейнера: он предпочитал использовать время для собственной работы. Еще в России он был убежден, что хотя Штейнер — великий оккультист, в области искусства он вообще ничего не понимает. Но едва мы подошли к изучению второй картины из "Врат посвящения" — к монологу Иоанна, мне стало ясно, что мы имеем дело здесь с некоей новой, значительной художественной формой, и я убедила его продолжать работу дальше. Одновременно с этим и доктор Штейнер через графиню Калькрейт (которая пригласила нас к нему в один из следующих дней) призвал его не прекращать работы над драмами-мистериями.
У доктора Штейнера
С сердечным трепетом мы шли к назначенному времени на Адальбертштрассе. В квартиру, переполненную посетителями, попадали с почти убогой лестничной клетки. После долгого ожидания мы были допущены к доктору Штейнеру, который без каких-либо предварительных слов написал каждому из нас своим красивым, аккуратным почерком по изречению в качестве медитации. Фрейлейн фон Сиверс перевела мне то изречение, которое предназначалось для меня, и отпустила нас, пообещав вскоре вновь позвать нас. Напоследок Бугаеву, к его огорчению, пришлось услышать, что ни один вид алкоголя, — в частности, пиво, — с духовной работой не совместим. Итак, с этим надо было распрощаться.
С того дня начался новый жизненный этап, занявший несколько лет. В жизни стали играть важную роль переживания, пробужденные полученным изречением. Доктор Штейнер посоветовал нам записывать переживания, истолковывал их и давал новые задания.
Особенно сильным было мое впечатление от того визита к нему, в котором участвовала моя сестра Наталья Тургенева-Поццо, приехавшая из России. После долгого ожидания в комнате со скудно накрытым обеденным столом, поздно вечером, нас поочередно вводили в затемненную красную комнату. За круглым столом сидели Мария фон Сиверс и доктор Штейнер. Его совершенно непринужденный вид был самым лучшим, единственным средством против моего волнения. Он спросил, в чем заключается моя просьба. Я рассказала о тех трудностях, которые испытывал близкий мне человек. "Я смогу помочь ему, но не тем, кто имеет с ним дело, — сказал доктор Штейнер. — А что еще?" Я рассказала еще об одном случае. "А для себя Вы ничего не хотите?" Но в тот момент я действительно не могла подумать, что в чем-то нуждаюсь. "Ну, это еще придет."-"Каково Ваше отношение к христианству?" — вдруг спросил он несколько строго. Этот вопрос тяготил меня уже давно, он, разумеется, был центральным, — и сколько всего я могла бы тогда сказать на этот счет, но было ли у меня на это право?! Потому я сказала, — "Поскольку я не могла найти ответа на мои вопросы относительно христианства, я решила пока не думать об этом". Удивленный взгляд фрейлейн фон Сиверс. "Эти ответы Вы найдете в духовной науке". — "Да, я тоже жду этого". — "Какое из Евангелий Вы любите больше всего?" Этого вопроса я себе никогда не задавала; но передо мной предстали начало Евангелия от Иоанна и описание в нем Тайной вечери, — и я назвала их. Доктор Штейнер при этом согласно кивнул. "И Апокалипсис", — добавила я. "Русским особенно трудно отрешиться от телесности, поэтому они говорят об Апокалипсисе", — последовал удивительный ответ. "У меня было видение", — сказала еще я и описала его. "Когда это было?" — "В прошлую зиму". — "Я верю Вам". Но почему он сказал это, он же знал, что я говорю правду. "За этим видением последовало и другое, — продолжала я свой рассказ. — Но я тогда вовсе не думала обо всех этих вещах, они приходили ко мне как бы сами собой". — Разве Вы всегда ждете, что в Вашу дверь позвонят, ждете, что кто-то придет? Этого ведь Вы не знаете. Вы должны воспринимать эти переживания как звонок из духовного мира, который ждет от Вас работы". И после паузы: "Когда Вы ко мне пришли, Вы ведь также не сознавали, что пришлико мне" В его словах звучала тихая печаль, словно упрек. — Такие простые слова, которые понять интеллектом зачастую было невозможно, оказывали глубокое действие на полуосознанную сферу чувств и пробуждали все новые вопросы. Разумеется, я не знала, кто он такой, но тем не менее каким-то образом наряду с незнанием присутствовало и нечто вроде уверенности. В заключение он в нескольких словах охарактеризовал те направления, в которых в будущем должна проходить моя работа.
Люди по-разному реагировали на доктора Штейнера. Бугаев от сильного волнения говорил без остановки то, что ему прямо в тот момент приходило в голову. С моей сестрой бывало так, что все мысли у нее исчезали, а в моей голове что-то оставалось, и я не умела подходящим образом отреагировать. Поэтому по большей части я молчала.
Драмы — мистерии в Мюнхене
Приближалось время показа драм-мистерий, и здесь, в Мюнхене, мы встречали множество старых и новых друзей из России. Часто мы проводили время вместе с Эллисом — русским другом, который навещал нас тогда в Брюсселе. Он был, действительно, в высшей степени удивительным явлением. Уже несколькими месяцами раньше нас он нашел свой путь к доктору Штейнеру — через Карла Маркса, Бодлера, Гюисманса и католических мистиков; изучению их всех попеременно он предавался с необыкновенным рвением. Сейчас он был фанатичным сторонником Штейнера, все прочее подлежало сожжению. Его пальто из грубого сукна походило на монашескую рясу; бледный, с горящими глазами, он казался фигурой из испанской инквизиции. Какой-то там обед для него не существовал; как одержимый, он погружался в демонические или религиозные переживания. Еще более сенсационными были рассказы о нем многочисленных "теток". (Так доктор Штейнер со своим дружелюбным юмором называл пожилых дам, как правило, из теософских кругов.) Нельзя было осуждать их за неважное отношение к Эллису. В лекционном зале он выбирал в первом ряду подходящую жертву и легким движением пальцев заставлял ее уступить ему место, так как он должен был сидеть возле пульта доктора Штейнера. Возмущение дам было велико, ибо, по их убеждению, весь ряд позади стула Эллиса входил в его "астральный хвост".