«Сегодня утром немцы поймали и убили двух сыновей этой женщины. Проклятые, что они делают с нашим народом!» – он махнул рукой и пошёл дальше. У меня сердце сжалось при виде такого горя, граничащего с безумием. Лучше бы её убили саму.
Повернувшись, чтобы идти домой, я заметил у забора Столбова. Это был командир второго взвода. Он держался более самостоятельно, чем остальные офицеры, и не принимал участия в делах, которые в свободное время были по душе мне и Африкяну. Но он был прекрасным товарищем, за что его любили мы и уважали солдаты. Ходил он вперевалку, слегка прихрамывая. «Проклятые немцы, – сказал он, – пока жив, буду их уничтожать!» Если бы он знал, что жить ему осталось двадцать часов!
Выспаться в эту ночь не удалось. Перед рассветом тронулись дальше. Когда солнце стояло уже высоко, въехали в городок Брза-Паланка, расположенный между гор и остановились на часок. Здесь обстановка была более тревожная, хотя никаких видимых причин для этого не было. Народа на улицах было мало, преимущественно женщины и старики. Но и они умудрились снабдить всех нас вином, орехами и яблоками. Здесь немцы были сегодня ночью. По рассказам жителей они находились километрах в десяти отсюда.
Наше командование считало, что это небольшой отряд немцев человек в сто пятьдесят, не знающий, что ему предпринять. И с отчаянной беззаботностью и смелостью ринулись мы на эту группу, думая в один миг стереть её с лица земли.
Наш полк двинулся по берегу Дуная. «Восьмёрка» (второй полк дивизии) пошёл право прочёсывать горы, а «нулёвка» (третий полк) шёл сзади в охранении тыла вместе с артполком. Мы с Гребёнкиным ехали в одной повозке, любуясь чудесной природой Югославии. Дорога вилась по берегу Дуная, огибая сопки и подходя к самой воде. Справа, в полукилометре, начинались невысокие горы, густо поросшие лесом и рассечённые лощинами, выходившими перпендикулярно к берегу. Кое-где были видны красные черепичные крыши и сады. Противоположный берег реки был низменный и зелёный от болот и кустарников и без признаков жилья. Дунай полукилометровой голубой лентой уходил вдаль, и солнце отражалось и искрилось в мелкой зыби. Ветра почти не было, и всё было так тихо и прекрасно, словно природа отдыхала, любуясь своей красотой. Не хотелось ни говорить, ни думать, а только смотреть и любоваться.
«Ну, Алексей Фёдорович, у нас всё в порядке?» – спросил я его.
«Всё. Я всем наказал приготовиться, – он засмеялся хриплым смехом, характерным для него. – Встретимся, повоюем. А пока потянем по глоточку!»
Он расстегнул фляжку, которой не было равной в полку, отвинтил пробку и подал мне. Но приложиться не удалось. Впереди затрещал пулемёт. Все навострили уши, и тут же наша колонна остановилась. Пронеслась команда «К бою!» Особенно засуетились солдаты, которые впервые встречались с противником. Смешно было смотреть, как они собирали с повозок своё барахло, желая захватить его с собой. Но Гребёнкин распорядился брать только шинели, оружие и боеприпасы, да немного еды, и им пришлось подчиниться.
С полчаса топтались, не зная, что предпринять. Затем прискакал наш начальник штаба батальона – кривоногий и быстрый Полоз – и приказал развернуться вправо и наступать вдоль реки. Я спросил его, в чём дело, но и он толком не знал.
Цепью поднялись на берег реки и залегли. Сзади миномётчики поставили свои трубы и палили для острастки в белый свет. Пули уже щёлкали над головами, но кусты делали нас невидимыми для противника.
Прибежал связной от Африкяна, и я пошёл к нему. За мной подошли Столбов и Берёзин. Африкян дал кое-какие указания, советы, поговорили.
«Только не лезьте без ума вперёд! – сказал он. – А ты, Коноров, смотри у меня!» Африкян всегда считал необходимым сделать мне отдельное предупреждение, справедливо считая меня самым молодым и глупым своим офицером.
Время ещё оставалось, и я обошёл своих солдат. Настроение было весёлое, и всем не терпелось двигаться дальше. После ракеты все завыли на разные голоса и ринулись вперёд, кубарем катясь в лощину. Сразу стихла стрельба, только из домика, стоящего впереди, пронеслись автоматные очереди и оборвались.
«Ты не отставай от меня ни на шаг, – предупредил я Фрунзу, который был около меня и тащил всё, что мог захватить, – бросил бы ты всё лишнее!» И я покосился на его огромный вещмешок. Карманы оттопыривались от гранат. Пробегая мимо домика, он швырнул одну из них в окно и, очень довольный, продолжал свой путь.
С гиками выскочили на следующий гребень, спустились вниз, и на поле немецкий пулемёт положил нас в кукурузу, которая и спасла многих. Сквозь стебли растений было видно, как из окопа на кургане с деревом высунулась чёрная фигура и опять спряталась. С этого места и строчил пулемёт.