После минуты растерянности всем стало совестно за бездеятельность. Многие солдаты были вооружены автоматическим оружием, и их огонь буквально накрыл сопку, которая стала чёрной и задымилась от пыли. Через минуту мы уже были на ней. Наверху пули снова заставили нас пригнуться. Перед нами находилась глубокая лощина, заросшая кустарником, и на противоположной стороне её, на краю пшеничного поля, копошились какие-то чёрные фигуры. Опять весь огонь дали на них, перевалили лощину и остановились на том месте, где был противник. Валялись брошенный пулемёт и гранаты, окровавленная одежда и два свежих трупа в зелёной немецкой одежде. Я не мог понять, почему до этого они мне казались чёрными.
Здесь на минуту мы остановились и обменялись торжествующими возгласами. Затем полезли на следующий гребень. Тут и случилось то, что должно было быть и что можно было предвидеть, если отнестись ко всему посерьёзнее, справа забили мелкокалиберные зенитки, наполнив всё адским треском. Скатились назад, поднялась суматоха, началось выравнивание флангов в полной неизвестности окружающего, и вскоре наш полк прочно «сидел», уже не в состоянии не только наступать, но даже и носа показать из наспех отрытых окопов.
Тучи заволокли ночное небо, и пошёл дождь. Струйки грязной и холодной воды стекали по стенкам окопа, текли по плащ-палатке и забирались под шинель. Во всём теле была усталость и разбитость, какая ощущается после длительного физического и нервного напряжения. С удовольствием потягивал цигарку, наслаждаясь тишиной, точно никакой войны и не было до сих пор. Начало клонить ко сну, стало холодно, и захотелось согреться. Я сказал об этом Фрунзе, и он завозился, заставив меня подвинуться. Мы с ним были в одном длинном окопе. С этих пор мы с ним больше не рыли разных укрытий и всю остальную часть нашей военной жизни просидели в одном окопе, одной землянке, ездили на одной повозке и, когда жили в домах, располагались рядом. Он мне стал необходим, как своя рука, и без него скучно было уже оставаться.
«А ты не потерял фляжку?» – спросил я его не без ехидства.
«Ну что Вы! Я тутотка её поставил в мешок и не могу намацать».
«Интересный ты, Фрунза! Фляжки, бельё ставишь в мешок, не щупаешь, а мацаешь и никак не намацаешь».
Смущённая улыбка проступила на его лице при свете папироски, и в этот момент он достал то, что искал. Но уже второй раз за этот день мне не удалось хлебнуть святой водички. Над окопом наклонился связной: «Командир роты зовёт!» Я мысленно послал к чёрту и его, и Африкяна, но тут же поймал себя на глупости.
Пройдя несколько десятков метров, наткнулся на труп и наклонился над ним. Ляховский! Со своим пулемётом, в диске две дыры от пуль. А ещё утром я его отчитал за что-то! Да, как неожиданно всё получилось!..
Ротный пункт находился в кустах в небольшом углублении на скате лощины. В нем на соломе лежали ротный и Дёмин. Одновременно со мной пришёл и Берёзин. Сели, минут пять молчали. Нарушил молчание Африкян: «Ну, как дела, славяне?» «Славяне» было его любимым словом, с которым он обращался к нам.
«Ничего, – ответил я, – ребята молодцы, не подкачали и почти все целы. А что-то Столбов не идёт?»
«Столбов убит!»
У меня похолодела спина: «Как убит?»
«Да, убит! Эх, жалко Столбова, какой был командир!»
«Да как же его?»
«Глупо, совсем глупо!» – и Африкян рассказал в двух словах.
Когда мы залегли на последнем своём рубеже, второй взвод находился в центре роты и расположился по обеим сторонам высокого, выдающегося из общей массы леска, дерева. Оно, очевидно, было у немцев ориентиром и через минуту на него посыпались мины. Первой же разнесло Козлова, самого маленького и молодого солдата нашей роты, над которым слегка подтрунивали, но любили. Столбов сидел на пеньке спиленного дерева. Приказав окопаться, сам не тронулся с места. Ему крикнули, чтобы прятался. В ответ он усмехнулся, махнул рукой и тут же свалился на землю. Когда его стащили в укрытие, он уже был мёртв: осколок разорвал всю левую половину груди. Для всех нас, любивших Столбова, это известие было, как удар по затылку. Вид у нас был сокрушённый, и никто не мог произнести ни слова.
«Вот такие дела, – снова заговорил Африкян, – мы отрезаны со всех сторон.»
«Что?»
«Окружены, говорю!»
Нам окружение никак не лезло в голову, но пришлось поверить. На другой день взяли в плен нескольких фрицев, которые окончательно разъяснили обстановку.