На окраине Апатина жили цыгане. Сами они почему-то боялись трогать брошенное богатство и приходили к нам с просьбой отдать им кое-что, в основном, свиней. Наши молдаване быстро с ними разработали условия этой передачи (молдавский и цыганский языки очень похожи друг на друга). Цыгане стали приходить к нам всем табором, разодетые и с музыкой. Устраивался концерт, они пели, плясали и показывали все свои таланты. Были и молодые цыганочки, но вели себя очень скромно. Да и весь этот народ держался степенно, с чувством собственного достоинства и совершенно не походил на тех гадалок и вымогателей, которые встречаются у нас в городах.
После концерта наш солдат брал автомат и вместе со старшим цыганом шёл в загон, где и убивал по указанию последнего несколько свиней. Цыгане их увозили и были преисполнены к нам чувством благодарности.
А вечерами я обменивался визитами со своими бывшими отделёнными. У Гребёнкина к моему приходу готовилась свинина в большом котле, а под стол ставилась канистра с вином, которая к утру становилась лёгкой. Мой Фрунза предпочитал подавать ведро хорошо сваренных задних куриных ног. Ко всему этому добавлялись всевозможные острые маринованные закуски, которых в брошенных домах было множество.
Так мирно проходило время, и лишь стрельба за Дунаем напоминала, что война рядом. Возможность пострелять предоставляли лишь немецкие самолёты. Иногда над рекой висела немецкая «рама» (это был двухфюзеляжный самолёт-разведчик, хорошо бронированный и похожий на оконную раму). Тогда я подходил к нашему пулемёту, приспособленному для зенитной стрельбы, и долго строчил по ней. Но самолёт обращал на меня внимания не больше, чем слон на комара.
Однажды, когда я был у переправы, налетел немецкий «мессер» и начал крутиться над ней. Переправа шла через косу, расположенную метрах в пятидесяти от нашего берега и заросшую лесом. Он что-то начал обстреливать за ней, иногда проходя очередью и по нашему берегу.
Рядом стоял в окопе крупнокалиберный зенитный пулемёт без людей. Я спрыгнул в окоп и начал стрелять по «мессеру», но навыка стрельбы из него у меня не было, и самолёт всё время выскакивал из кругового прицела.
Загрохотали рядом два спаренных зенитных ДШК и «мессер», сделав крутое пике, нырнул за лес, подняв тучу брызг, засверкавших высоко над деревьями.
Однако всё имеет свой конец, пришёл он и нашему пребыванию в Апатине. Ночью срочно всех офицеров вызвали в штаб полка, стоявшем в отдельном хуторе, и приказали утром быть готовыми к дальнейшему походу и переходу в Венгрию, где уже завязывались серьёзные дела.
Венгрия
В Венгрию мы пришли поздней осенью, когда уже начинал выпадать снег. Наша часть медленно перемещалась к фронту, задерживаясь по несколько дней в сёлах.
Венгерские сёла впечатляли добротностью своих построек и хозяйств. Постройки были хорошо огорожены, с высокими воротами и крепкими запорами. Дворы были мощёные. Как правило, жилой дом находился справа от входа во двор. К нему примыкали различные строения, где выполнялись хозяйственные работы. Непременной принадлежностью их была коптильня. Это просторная комната с печкой, которая разделялась перегородкой, спускавшейся от потолка до высоты человеческого роста. За этой перегородкой висели копчёное мясо, окорока, куски сала, колбасы и прочие деликатесы. На полках в изобилии стояли банки с маринованным сладким перцем, до которого венгры, как и все южные народы, были большие охотники.
Но таких домов с жителями было мало, и многие оказывались пустыми, с вывезенным и закопанным добром. Его порой находили предприимчивые солдаты, но материя уже была тронута тлением, а более ценного в этих кладах не находилось.
С левой стороны двора располагались конюшни, сенники, а с противоположной стороны от входа во двор были ворота, открывавшиеся в сад и огород.
В небольших сёлах дома располагались в один ряд по обоим сторонам дороги. В больших было несколько улиц, в центре находилась площадь, на которую выходили церковь и управа, нечто вроде нашего сельсовета.
В одно из таких сёл, которое называлось Сонто, мы пришли после длинного ночного перехода. Солдат быстро распределили по домам сами отделённые, Африкян нашёл себе богатую квартиру, а мой ординарец долго мыкался на каких-то задворках. Наконец, он появился с расстроенным лицом и сказал, что все дома закрыты.