У меня оказалась лёгкая контузия, несколько мелких осколков застряло в коже правого виска, и я три дня пролежал в санбате, отдыхая от всяких передряг.
Одну из подобных операций провела штрафная рота, которую прислали специально для этой цели. Я видел, как штрафники шли с бодрым настроением и с желанием «задать немцу перца».
Накануне Африкяна назначили командиром батальона, а на его место пришёл высокий спокойный старший лейтенант с интеллигентным лицом.
К вечеру нам объяснили задачу. Штрафники должны были наступать на рассвете с холма левее нас, по которому проходила линия нашей обороны. Должна была быть, как нам объяснили, артподготовка, и, когда штрафники займут первые немецкие позиции, мы должны были следовать за ними со своего расположения.
Ночью, при полной луне, офицеров собрали в траншее на стороне холма, обращённой к немцам, и, объяснив задачу, отпустили. Нужно было пройти по траншее вокруг холма и уже на противоположной стороне его безопасно выбраться наружу. Но никому не хотелось петлять по траншее, а кое-кому, наверное, хотелось показаться смелым, поэтому, выбравшись из траншеи, все кучей пошли вдоль бруствера.
Я немного отстал. Ночь была на диво тихая и светлая. Полная луна высвечивала каждую травинку, ещё не занесённую снегом. Холодные искорки света переливались на снегу. И внезапно весь воздух наполнился звоном пуль. Все свалились за бруствер, я подполз к ним и услышал, как новый командир роты хрипит. Ему расстегнули шинель на груди, хотели посмотреть в чём дело, но он тут же кончился.
Остальные спрыгнули в траншею и пошли по ней, а Дёмин, то ли в панике, то ли желая сократить себе путь, бросился бежать через холм к батальонной землянке, которая находилась по ту сторону его. Вслед ему немецкий пулемёт прострочил ещё раз. Когда мы подошли к этой землянке, обогнув холм, его усаживали в повозку, которую срочно вызвали из санбата. Пуля попала ему в живот, и на другой день он умер в санбате.
Вот так, иногда из-за глупой самонадеянности, люди бессмысленно расставались с жизнью.
Незадолго до рассвета раза четыре ударила наша пушка, что должно было обозначать артподготовку. Луна ярко светила со стороны леса, по краю которого проходила немецкая оборона и который казался отвесной чёрной стеной. К этой стене штрафникам удалось подойти метров на сто пятьдесят, и затем они были вынуждены залечь в неглубокий снег. Пулемёты не давали возможности подняться, и весь день немецкие снайперы расстреливали шевелящиеся фигуры. Лишь в вечерних сумерках трое, оставшиеся в живых от роты, возвратились полуобмороженные. Мы же так и не получили приказа тронуться с места.
Так, то ли сознательно, то ли от тупости определённых лиц, погубили сотню людей, которые были готовы на всё и при соответствующей поддержке могли бы овладеть проклятым городишком, около которого мы толклись всю зиму.
После таких операций наше командование успокоилось и оставило попытки пробить дырку в немецкой обороне. Немцы со своей стороны, нас тоже не тревожили, и началось мирное «сосуществование».
Наш батальон перевели километра на два левее и расположили недалеко от места первой встречи с немцами. Заняли мы возвышенность, тянущуюся вдоль леса, где проходила немецкая оборона в полукилометре от него. Место было удобное, к лесу спускалось ровное поле, и впереди всё хорошо просматривалось.
После долгих мытарств началась осёдлая жизнь. Выкопали хорошие окопы, ходы сообщения по фронту и в тыл. Сделали землянки, так же, как и окопы, в полный рост. Вход в землянку с накатом в несколько брёвен был из траншеи. Днём спали, оставляя несколько дежурных. Позже, правда, так привыкли к спокойствию, что дежурные засыпали на своих местах и можно было пройти по всей обороне, не увидев никого бодрствующим.
С наступлением темноты оборона оживала. Приезжала кухня, начинались разговоры, хождения. Повар разливал черпаком суп, накладывал второе и отмерял водку. Приносили письма. К рассвету снова всё затихало.
До деревни, где расположился штаб батальона, было километра четыре. В неё приходилось наведываться по разным делам. Как-то разболелись зубы, и я прожил там с неделю, в доме с другими офицерами, которые находились на отдыхе или в запасе. Предавались воспоминаниям, играли в карты, выигрывая или проигрывая венгерские деньги, которые в изобилии выпускали наши власти и которые не имели никакой стоимости. А так им находилось хоть какое-то применение. Позже в штабе дивизии, ещё дальше от передовой, организовали курсы повышения квалификации, куда по очереди посылали всех офицеров. Там тоже пришлось пожить дней десять, в спокойной обстановке. Правда, иногда и сюда залетали шальные снаряды, но в целом жили спокойно.