— Смотри, — сказал он, — Мухтар костер зажег.
Я увидела вдалеке дрожащий оранжевый лоскуток и струйку серого дыма. Сейчас же спазмы голода сдавили мою глотку и обильная слюна закапала с высунутого языка. Как хотелось поскорее добраться до этого доброго огня, с которым всегда бывают связаны вкусные запахи и такие чудесные теплые кости!
Иосиф взял нижнюю веревку; мы «поехали» дальше и скоро оказались там, откуда начинали подъем.
Внизу перевели дух и стали совещаться, как быть дальше.
— По этим камням за веревки его не потащишь, — сказал хозяин. — Снега почти нет.
— А если бы зарезали?
— Тогда шкуру и внутренности — долой, мясо — на куски и в мешок, а голову с рогами — в руках.
— Нет, — покачал головой Иосиф. — Теперь дядя Мухтар режит.
— Правильно, — согласился Михаил.
— А мы вот что. Давай погоним его своим ходом. Это будет здорово, а?
— Удержим за веревку рога?
— Удержим. Возьми-ка заднюю веревку и дай мне нож.
Хозяин быстро разрезал путы на турьих ногах, схватил вторую веревку и отскочил вперед на всю ее трехметровую длину. Тур продолжал лежать, как парализованный. Заставлю тебя встать! Я зарычала и укусила его за ногу. Вот, правильно говорят: «Вскочил, будто ужаленный!» Старый козел рванулся вверх по склону, но веревки не пускали. А хозяин рванул его раз и еще раз, и еще, протащил несколько шагов и продолжал тянуть. С громким лаем я бросилась на упрямого скота сзади и как следует «подбодрила» его. И он пошел. Пошатывался, упирался, но шел. Подгоняя тура, я, видимо, немного перестаралась, и трофей бросился вдогонку хозяину и полукружиями рогов чувствительно поддал ему под окорока. Хозяин вскрикнул от неожиданности и резво устремился вперед. Иосиф хохотал, еле удерживая веревку, которая дергала его, как тряпичную куклу. Тур ухитрился еще пару раз напомнить хозяину о своих обидах. Никогда я не думала, что такой тихий человек, как Иосиф, может так громко смеяться. Он даже упал на землю, продолжая смеяться с какими-то странными присвистываниями и пристанываниями. Тур поволок его немножко по земле и остановился. Затем повернулся и бросился на Иосифа, который едва успел вскочить на ноги. Кажется, хозяин не особенно старался удерживать свою «вожжу», и тур тотчас этим воспользовался. От удара под зад Иосиф чуть было не взлетел на воздух, а Михаил покатился со смеху: до него дошел, наконец, весь комизм положения. Зато Иосиф уже не видел в этой ситуации ничего смешного. А я прыгала у самой морды зверя и лаяла, лаяла, лаяла до хрипоты. Но вот беспокойный козел опять выбился из сил и присмирел. Вскоре мы уже выходили на поляну, где нас встречал вытаращивший глаза и распахнувший рот дядя Мухтар.
— Это… Это как? — пробормотал он.
— А вот у Картечи спроси! — ответил торжествующий племянник. — Картечью туров не стреляют, зато Картечь их ловит живьем. Ясно?
— Не-а! — честно ответил дядя.
— Ну, ладно. Потом расскажу. А ты пока зарежь этого козлика.
— Ха! Зарежь! Что он, баран что ли?
— Не будешь?
— Не-а! Я хоть и не такой знаменитый охотник, но все-таки охотник. Понял?
— Что делать?
— Дождемся попутного грузовика, отвезем в село, там кого-нибудь попросим.
— Ну, ладно, а пока его надо привязать.
Хозяин подтянул тура к машине и привязал веревку к заднему бамперу. То же самое сделал и Иосиф, опасливо поглядывая на массивные рубчатые рога. Тур несколько раз рванулся, сотрясая «шайтан-арбу», но тщетно. Его влажные бока раздувались и вздрагивали.
— Машину починил? — спросил племянник у дяди.
— Не в карбюраторе было дело, — виновато развел руками Мухтар.
— Значит, что-то с электричеством, — решил хозяин. — А ну посмотрим еще раз. — Он открыл дверцу и положил винтовку на сидение. Иосиф бросил туда же свой пустой рюкзак.
Когда мужчины полезли во внутренности машины, тур дернулся, и я увидела, как у самого рога лопнула одна из веревок. Потом хозяин сел за руль, а тур снова дернулся, сильно тряхнув машину… и вдруг машина завелась: весело заурчал мотор, выхлопная труба чихнула облачком вонючего дыма.
— Видал, какой наш козлик! — радостно крикнул Миша. — Умеет машины заводить!
А «козлик» в это время уже скакал, с оторванным бампером на буксире в сторону родных пастбищ.