Перед заходом солнца пришел, наконец, Палыч. Кот к этому времени угомонился и лежал, притулившись к моему боку. Мы вскочили навстречу Палычу.
— Ты смотри, неужто, Хвёдор! — удивился он. — Явился, не запылился!
Насчет чистоты кошачьего меха, Палыч, конечно, дал маху (Федька был желтый от пыли), но сейчас это не имело для меня ровно никакого значения. Добрый старик все-таки принес ливерную колбасу! Не обманул на этот раз. И дал мне именно такое аппетитное пузатенькое колечко, о каком я мечтала.
Кусок 4
ВСТРЕЧИ С КОСОЛАПЫМ
С тех пор, как меня привезли на центральную усадьбу лесоохотничьего хозяйства, я получила, наконец, постоянное место жительства, которое больше никогда не менялось. Летние командировки на охрану огорода, конечно, не в счет. Тут и расстояние всего в два-три ружейных выстрела.
Несколько домов с большим общим двором, несколько сараев — с двором хозяйственным и еще красивый белый особнячок — опять-таки в отдельном дворике, утопающем в цветах даже осенью, были расположены на опушке густого дубового леса. К усадьбе подступали гладкие широкие поля; обширный фруктовый сад почти смыкался с кромкой нашего леса, которая обозначала четкую границу между равниной и предгорьем, между прирученной и одомашненной землей и дикой недоверчивой природой. Это здесь зарождались, постепенно росли и тянулись вдоль остроспинные лесистые холмы. Поначалу спокойненькие и прямые, они мирно соседствовали, не нарушая вежливой параллельности, но, по мере приближения к мощному поперечному хребту, нервно горбились, все сильнее искривлялись и, наконец, ломали даже свои позвоночники, пытаясь потеснить или отпихнуть друг друга в сторону…
Я спустилась с высоких гор Чегемского ущелья, где альпийские луга уже покрылись толстым слоем снега, а здесь… Здесь еще не успел отшуметь веселый праздник уютного бабьего лета. Дубняк стоял разряженный с головы до ног. В его огненно-рыжую, чуть поредевшую шевелюру были вплетены узорчатые пряди то зеленого цвета, то желтого, то оранжевого. Кое-где сохранилась и по-весеннему свежая изумрудная листва, цеплявшаяся за ветви рослых кустарников. В воздухе ни малейшего ветерка, и неподвижные курчавые кроны дубов кажутся приклеенными к девственно чистому лазурному небу. Но, а если немного углубиться в лес, увидишь такое невообразимое множество красок, играющих в пятнашки с солнечными лучами, что в первые минуты кружится голова и прерывается дыхание. Звучная медь орешника-лещины спорит со звонким золотом алычи, ярко-красные брызги калины соперничают с кроваво-алыми капельками бересклета; пучки вызывающе зеленой молоденькой травки отчаянно пробиваются сквозь легкое атласное покрывало опавших листьев и сквозь упрямое засилье перезрелого травостоя.
В лесу было настолько тихо и сухо, что хруст и шорох моих шагов наполнял всю округу. Наверное, меня слышали все звери, начиная от самого мелкого подсвинка и кончая неправдоподобно огромным, по рассказам егеря, медведем, за которым мы сейчас охотились. На секунду я остановилась. До моих ушей с правого бока донесся едва различимый звук шуршащей листвы. Это шел Зауэр, мой новый сослуживец. (Его отец и мать были чистокровными лайками).
От загонщиков мы, собаки, еще не успели уйти далеко, но почему-то их уже не было слышно. Решили не кричать? Хотя «тихий гай» тоже делают. И не так уж редко.
Я шла по гребню длинного холма, поднимаясь незаметно для себя все выше и выше.
В воздухе вяло копошились всякие неинтересные запахи. Особенно выделялись среди них терпкий аромат сухой дубовой листвы и прокисший дух грибов-опят. Никакой живности я пока не чуяла. С гребня хорошо просматривались склоны холма. Далеко внизу, у самого подножия, я вдруг увидела крупного оленя с ветвистыми раскидистыми рогами. Он спокойно чесал свою шею о ствол дикой груши. Я постояла, посмотрела и, чувствуя, что еще секунда — и не выдержу, пошла дальше. Оленей наши охотники не стреляют. Им подавай кабанов и косуль. А вот сегодня понадобился и медведь. При моем участии медведя еще ни разу не убивали. Правда, мне случалось видеть их изредка. Хитрющий зверюга всегда безошибочно выбирает направление и легко выскальзывает из облавы. Чаще всего охотники даже и не знают, что сегодня между цепью гайщиков и линией засад вертелся этот косолапый прохвост.
Гребень стал постепенно понижаться и заворачивать вправо. Лес поредел. Сверху я увидела огибающую холм и пересекающую балку коричневую ленту узкой лесной дороги. Чуть в стороне от нее стоял, прислонившись спиной к чинаре, охотник. Не торопясь, я начала спускаться с отлогого склона и через несколько шагов наткнулась на свежую кабанью лежку. Недавно разрытая земля была примята тяжелыми телами трех зверей. Они только что ушли, заслышав, вероятно, шорох проклятых листьев под моими лапами. Зато в воздухе еще висела оставленная ими струя отлично знакомого мне запаха. Но не успела я броситься в погоню, как неподалеку раздался лай Зауэра. На секунду я замерла, чтоб сориентироваться, а в следующую секунду увидела, как два кабана перебегают дорогу и несутся прямо на притаившегося в засаде охотника. Тот вскинул ружье, прицелился и… пропустил зверей мимо себя. Почему он не стрелял? Может, забыл зарядить ружье? Или просто испугался? Такие случаи, я знаю, бывают. Боится и все! Мечтает убить, а сам боится стрелять.