К исходу дня перед атакующими возникло громадное серое здание рейхстага. Все окна и выходы замурованы, везде бойницы. Вокруг здания и в прилегающем парке Тиргартен сплошные траншеи, зенитные орудия, стоящие на прямой наводке.
До рейхстага осталось всего 200-300 метров. Но что это были за метры! Надо было преодолеть сплошную зону заградительного огня, котлован и ров, наполненные водой, овладеть траншеями.
В ночь на 30 апреля соединения полковника Негода и генерала Шатилова подтянули танки, втащили пушки на верхние этажи домов, в окнах поставили пулемёты.
Путь был один. Из окон "дома Гиммлера" надо было стремительно преодолеть открытое пространство, накопиться во рву и одним броском ворваться в рейхстаг. Каждое подразделение и часть имели красные флаги. Каждому соединению Военным Советом армии были вручены специальные знамёна.
Батальоны капитана Неустроева, Давыдова и Самсонова заняли исходное положение.
В 10 часов 30 апреля началась артиллерийская подготовка. Это был ураган сплошного огня. Тысячи снарядов и мин обрушились на рейхстаг и окружающую его площадь. Под прикрытием огня подразделения преодолевали ров и накапливались для атаки.
И вот в 14 часов, когда огонь достиг своего предела, в сплошном дыму разрывов пехота пошла в атаку.
Нервы были напряжены до предела. "Ворвутся или не ворвутся, всё ли сделано так, как нужно, не напрасны ли будут жертвы, понесённые в этом последнем бою?" С этими мыслями я стоял у телефонного аппарата, ожидая звонка.
И вот долгожданный звонок:
– Батальон Самсонова, понеся большие потери, ворвался в рейхстаг; вижу знамя, водружённое над входом. Остальные подразделения залегли под сильным огнём из здания и слева из-за реки Шпрее. Принимаю меры, – доложил полковник Негода.
Звоню генералу Шатилову:
– Доложите, как идут дела.
– Неустроев и Давыдов ворвались в рейхстаг, остальные отсечены огнём из парка Тиргартен и залегли перед зданием. Идёт тяжёлый бой. Связи с батальонами, ворвавшимися в здание, нет, – волнуясь, ответил генерал Шатилов.
– Знамя, где знамя, видите его или нет? – спрашиваю я.
– Знамя в полку Зинченко и находится в бою.
Докладываю о ходе боя командующему армией. Генерал-полковник Кузнецов требует скорейшего развития достигнутого успеха.
Приказываю: всей силой артиллерии подавить фланкирующие пулемёты и орудия противника, поставить отсечный заградительный огонь вокруг здания, дать сильный огонь по окнам и верхним этажам, не допустить контратак, не медлить, поднять людей и поддержать ворвавшиеся подразделения.
Вторично звонит генерал Шатилов:
– Знамя в рейхстаге. Внутри идёт бой. Принимаю все меры для выполнения поставленной задачи.
Бой разгорался и внутри здания и вокруг него. Герои штурма загоняли немцев в подвалы.
Весь день напряжение не спадало. К вечеру в здание рейхстага вошли новые подразделения, были взяты прилегающие к нему позиции немцев.
Красное знамя медленно, с этажа на этаж, поднималось всё выше, и вот на багровом фоне пожаров и заката солнца оно заплескалось на куполе рейхстага. Его водрузили два храбрых солдата. Один из них был русский Егоров, другой – грузин Кантария.
Закрепив за собой рейхстаг, отбивая контратаки немцев, части корпуса пробивались на юг через парк Тиргартен на соединение с войсками генерал-полковника Чуйкова.
ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА ПОЛКОВНИК Ф.ЗИНЧЕНКО
Со знаменем Победы
26 апреля командир дивизии вручил мне красное знамя и сказал:
– Ваша задача заключается в том, чтобы это знамя Победы развевалось над рейхстагом.
Я радостно ответил:
– Есть, товарищ генерал! Приказ товарища Сталина будет выполнен.
Нам не терпелось увидеть этот рейхстаг. Надо сказать, что у всех нас, по вполне понятным причинам, был исключительно большой интерес к нему.
К этому времени мой полк, шедший впереди дивизии, уже подходил к центру Берлина и вёл бои в районе Моабитской тюрьмы.
28 апреля на рассвете мы прорвались к Шпрее, к мосту Мольтке Младший. Мост немцы не успели взорвать, они преградили его баррикадами и надолбами. Мы попробовали с хода взять этот мост. Только небольшая группа бойцов и офицеров добралась до второй баррикады, но она вынуждена была повернуть назад. Сколько мы ни бились, нам в этот день не удалось переправиться на тот берег. Дело в том, что я со своими пехотинцами проскочил к Шпрее через узкий проход и технику продвинуть сюда было трудно. Лишь к ночи 28 апреля, когда район Моабита был расчищен, к берегу потянулись танки и самоходная артиллерия. Артиллеристам была дана эадача разрушить до основания сильно укреплённые здания на набережной Кронприкцен и Шлиффенуфер, откуда немцы вели обстрел берега реки и моста.
На следующее утро мы начали форсирование Шпрее. Один из моих батальонов под командованием капитана Неустроева устремился на мост и ползком, перебежками перебрался на тот берег. Следом за ним под прикрытием сильного артиллерийского огня прошёл второй батальон Клименкова. Батальоны захватили на том берегу сначала только один подвал белого здания. Рядом, в красном здании, немцы продолжали сопротивляться. Мой наблюдательный пункт помещался в каменном здании в 120-150 метрах от реки. Когда командиру корпуса генералу Перевёрткину доложили, что два батальона форсировали Шпрее, он приказал перебраться туда и мне, чтобы самому руководить этими батальонами.
Командир дивизии, передав этот приказ, пожал мне руку и сказал:
– Смотрите, будьте осторожнее, бой идёт горячий. Примите все меры, чтобы обеспечить свой переход.
Со мной пошло всё управление полка. Я приказал артиллериста" и танкистам сделать короткий, пятиминутный налёт по тем точкам, по которым они били раньше. В этот момент мы и проскочили через мост. Я обосновался в подвале белого дома. Батальоны в это время вели бои за расширение плацдарма. К 8 часам утра мне доложили, что квартал очищен и в наших руках каменное здание 104, которое немцы особенно упорно защищали.
– Я вижу перед собой большое тёмное здание, – докладывает мне по телефону капитан Неустроев.
Когда он это сказал, я сейчас же пошёл к ним, в здание 104, чтобы принять решение, ознакомившись с обстановкой на месте.
Я взял план, сопоставил его с тем, что видел, – явно рейхстаг! Спрашиваю своих командиров:
– Как вы думаете, далеко ли рейхстаг? Они говорят:
– Метров триста.
– Ну так вот, товарищи, это мрачное здание и есть рейхстаг!
Тут поднялось ликование. Красноармейцы бросились к окнам посмотреть на рейхстаг, – еще за минуту до того это было для них просто тёмное здание.
– Рейхстаг наш, ура, ура!..
Я говорю, что его еще нужно взять. Противник был кругом рейхстага, справа и слева. А мне отвечают:
– Товарищ полковник, можете докладывать, что мы взяли рейхстаг, всё равно мы его возьмём. : '
В это время раздался телефонный звонок. Звонил командир дивизии:
– Держитесь? Доложите обстановку.
– Обстановка такая, что вижу рейхстаг.
– Как рейхстаг? Вы уже вышли к рейхстагу?
– Он передо мной как на картинке.
– Сопоставьте о картой как следует, я буду докладывать выше.
Я приказал привести одного пленного немца, потом другого, и они подтвердили, что это рейхстаг.
Начиная с утра 30 апреля у нас шла подготовка к штурму, который был назначен командиром корпуса на 14 часов.
Большим препятствием был всё тот же мост Мольтке-Младший. Через него предстояло протащить танки. И нужно отдать справедливость сапёрам майора Белова – они проявили исключительное мужество, настоящий героизм. Под огнём противника, подвергаясь обстрелу из пулемётов, автоматов и фаустпатронов, они разобрали все надолбы и вообще все препятствия, которые были сооружены на мосту и возле него.