В конце 1859 года, отойдя от Гессе, портного в Пассаже, у которого я был поваром для мастеровых, я пошел приискивать себе квартиру. Проходя по обуховскому проспекту, у ворот дома князя Вяземского я увидел билетик, на котором значилось, что в квартире № 4 отдаются углы. Не раздумывая, я зашел туда и нанял себе помещение за рубль в месяц. Я не имел еще тогда понятия, что значит Вяземский дом. Я не знал, что попадаю в знаменитую Вяземскую трущобу, в то время известную более под названием Полторацкой.
Квартира, в которую я попал, находилась в том же флигеле, над банями, в котором я и сейчас пишу эти строки, но только этажом ниже. Ее содержал столяр, работавший с двумя сыновьями. Она состояла из двух равных по величине комнат. В первой по стенкам были устроены койки, из которых две занимал хозяин с сыновьями, я остальные отдавались жильцам; посредине же были поставлены верстаки. Во второй находилась русская печь, три маленькие каморки, небольшие нары и полати. На этих-то полатях я и поместился.
Всех жильцов в нашей квартире было окало двадцати пяти человек. Тут жили мелкие торговцы, разные рабочие, нищие и люди неопределенных занятий. Между всем этим людом мне особенно памятен один безбородый полумонах, полумужчина, полу-женщина. Саша, так звали его, ходил постоянно, зимою и летом, в каком-то капоте, вроде подрясника, а на голове носил что-то среднее между монашескою шапкою и женским капором. Голос у него был какой-то пронзительно-пискливый, скорее похожий на птичий, чем на человеческий. Он был не плешив и никогда не стригся, но волосы у него на голове так были редки и коротки, что голова его казалась совсем полу-нагой.
Саша занимался оригинальным ремеслом-торговлею. Он покупал в рынке большие медные кресты, подпиливал их, наподобие старых, серебрил по известному ему способу, затем навязывал их на мокрый шнурок и в банный день, взяв под мышку грязное белье и мокрый веник, носил их по одной штуке продавать за серебряные, уверяя простодушных покупателей, что нашел крест в бане.
Каждый крест обходился Саше копеек в пять-шесть, а продавать удавалось за рубль-полтора и дороже. Таких крестов он продавал штук шесть и более в день, зарабатывая постоянно рублей семь-восемь и даже десять; но всю выручку Саша каждый вечер прокучивал с женщинами в притонах разврата. Говоря о своей квартире, считаю не лишним сказать несколько слов вообще и о пресловутом доме Вяземского и его жителях.
В то время существовал еще знаменитый Полторацкий переулок, против которого на Сенной находился обжорный ряд и ютились всевозможных родов промышленники; начиная с цирюльника, торговца нюхательным табаком и кончая изобретателями игры на рыбку и на рака и в ремешок.
Двор этого дома был немощеный и редко чистился, вследствие чего грязь и летом и зимой была непроходимая, а воздух одуряющий. Как велико было население Вяземского дома, не могу сказать; но в то время тут находились еще четыре жилых флигеля, из которых три теперь уже сломаны, а четвертый превращен в конюшню и кладовые.
При массе людей, проживавших с надлежащими видами и прописанных, проживало много беспаспортных и таких, которые почему-либо не хотели прописаться или прописывали подложные паспорта. Здесь находились также и мастера всевозможных фальшивых документов. Конечно, обо всем этом я узнал уже впоследствии, главным образом от своего товарища Прускова, о котором будет говориться ниже.
Может быть, прежде среди жильцов Вяземского дома было тогда более, нежели теперь, личностей, занимавшихся разными темными операциями; но, при всем том, тридцать два года назад совсем не было слышно, чтобы в квартирах этого дома производилась торговля вином; если же и торговали, то, по всей вероятности, не так свободно и не в таких размерах, как теперь идет эта торговля. Это обстоятельство следует, мне кажется, приписать особенной бдительности агентов прежних винных откупов.