Нет, дело было именно в мышлении. Люди: и маги, и не маги, создавали какие-то правила, следовали им. Условности. Они пронизывали абсолютно всё бытие человеческое. Но она не находила в них действительного смысла и нужды. Не видела собственной потребности в них. Могла следовать, но не понимала: для чего вся эта поверхностная муть? И взрослая понять не смогла. По крайней мере, внутренне к себе применить не получалось нипочём. Она могла поулыбаться на фотокамеру, как всегда требовала мать, кричащая, что она опять весь кадр испортит. Но зачем всё это фарисейство? Необходимость существования фотографий её удивляла даже больше, чем нужда улыбаться и делать для будущих поколений вид о том, как было классно. Хотя классно точно не было. И это поразительное цепляние за прошлое. Определённо, в правилах людских не было конкретного смысла. Вернее, был, но настолько убогий, что его точно не стоило возводить в такую степень важности. И для неё он точно никогда не смог бы стать важным в такой же степени.
Ей пришлось стать другой: веселой, легкомысленной и неглубокой. И только один человек видел, какая она на самом деле, но он был так далеко от неё. Она пыталась подстроиться под других людей, принимать правила, хотя бы часть. Ведь общения, понимания и принятия хочет любой человек. Спряталась среди не магического населения (в Тибидохсе их называли лопухоидами), нашла себе занятие по интересам далёкое от магии. И подумала, что, наконец, обрела близких людей, которые тоже в некоторых вещах мыслят сходным образом. Что они похожи, что они свои. Но и здесь не пошло. Разочарование ударило сильнее, чем она ожидала. Хотя уже допускала вероятность собственной ошибки: столько «своих» никогда и никому ещё не удавалось найти. Без очарования иллюзиями не будет и разочарования.
На самом деле, по её наблюдениям, люди сами не соображали, чего хотели. Сначала требовали, чтобы человек не был такой нахмуренной букой, а потом вдруг начинали требовать перестать быть таким беззаботным и относиться, наконец, к делу посерьезнее. Как будто весёлое поведение как-то противоречит серьёзным намерениям и делам. Они требовали честности и искренности, и при этом ждали, чтобы к ним относились с бОльшим пониманием к их состоянию. Будь честен, но не смей быть таковым, когда кому-то плохо. Они говорили «будь собой», но такую, как она одобрять не хотели. Они не принимали ни её, ни себя, ни весь окружающий мир. Они видели агрессию там, где она отсутствовала, потому что сами были агрессивны. Воспринимали весёлость и смешливость за ехидство и язвительность, считая, что она нарочно хочет кого-то унизить или оскорбить своими словами.
– Кого ты хочешь впечатлить? Их? Себя? Весь мир? Никто не оценит твоих порывов. Никто и никогда, – сказала она самой себе вслух, проглотив ещё пару глотков обжигающего сока и заглядывая в уже пустую кружку.
Бывшая журналистка откинулась на спинку стула и закинула ноги на стол, с угрюмостью разглядывая пальцы на ступнях. Кривоватые, словно склонившиеся друг к другу большие шляпки на тонких основаниях. Прямо как опята на пеньке. Она себя ощущала мухомором среди этих опят. Иногда до безобразия яркая, безбашенная. А главное, многие так и норовят пнуть, считая её дрянью, которая способна нарочно причинить вред. Словно она стремится в корзинку залезть к хорошим грибам и всенепременно омрачить чужой праздник жизни, а не растет тихонько в стороне на свой лад. И ведь даже родители не раз говорили, что она испортила им жизнь, отравила отдых, отпуск или ещё что-то в том же духе. Её неподчинение каким-то их внутренне-общественным порядкам корежило окружающих. Бесило. Раздражало. Они не могли с этим мириться. Потому что они-то без правил не могли вовсе. И упорно пытались переделать её, такую неудобную, такую неправильную…
***
Противоречивая выглянула из-за угла. Оочень осторожно. Медленно! Фух. Вроде никого. Хотя в коридорах Вечности в последнее время (вот хохма!) чаще всего было только это огромное и жирное – Никого. Духи изредка и вяло нападали, а то и вовсе она сама налетала из-за угла на кого-нибудь из Светлых. Нос к лобешнику – это очень больно. Для длинного, любопытного и неугомонного носа Проти в особенности. И обидно! Тут и не поглядишь, что в сущности-то это был лоб, фактически, своего. То есть человека со Светлого факультета, где учились рассудительные добряки, несущие благо своей занудливой речью. Она сама была на факультете Сияющих. Иначе их ещё называли «добро с кулаками». Не хотите нашего света? Так мы вам всунем его куда-нибудь вот этим вот копьём или щитом пригладим.