Среди постоянных участников вечерних "демократических споров" были Александр Львович, Н. Н. Раевский с двумя сыновьями, генерал Орлов, кн. С. Г. Волконский, а из наезжающих гостей, кроме других, Охотников, Якушкин и Пушкин. Из них только сыновья Раевского, генерал Орлов, (18) кн. С. Г. Волконский, Охотников и Якушкин были членами тайных обществ.
Об этих сборищах вспоминают Пушкин и декабрист Якушкин. Первый в своем послании к Давыдову, а второй в своих воспоминаниях. Пушкин пишет В. Л. Давыдову:
А все невольно вспоминаю,
Давыдов, о твоем вине...
Вот евхаристия другая,
Когда и ты, и милый брат,
Перед камином надевая
Демократический халат,
Спасенья чашу наполняли
Беспенной, мерзлою струей
И за здоровье "тех и той" 7)
До дна, до капли выпивали!
Якушкин же рассказывает о последнем вечере, проведенном в Каменке:
"Приехав в Каменку, я полагал, что там никого не знаю, и был приятно удивлен, когда случившийся здесь А. С. Пушкин выбежал ко мне с распростертыми объятиями. В это время были в Каменке ген. H. H. Раевский, сын его Александр, Орлов, Охотников".
"В последний вечер В. Л. Давыдов, Охотников и я сговорились так действовать, чтобы сбить с толку Раевского насчет того, принадлежим ли мы к Тайному Обществу или нет. Для большего порядка в прениях был выбран президентом Раевский. С полушутливым и с полуважным видом он управлял общим разговором...".
"В последний этот вечер пребывания нашего в Каменке, после многих рассуждений, Орлов предложил вопрос: насколько было бы полезно учреждение Тайного Общества в России? Сам он высказал все, что можно было сказать за и против Тайного Общества. В. Л. Давыдов и Охотников были согласны с мнением Орлова, Пушкин с жаром доказывал всю пользу, какую могло бы принести Тайное Общество в России. Тут, испросив слово у президента, я старался доказать, что в России совершенно невозможно существование Тайного Общества, которое могло бы быть хоть сколько-нибудь полезно.
7) "Те и та" - неаполитанские революционеры и неаполитанская республика.
(19) Раевский стал мне доказывать противное и исчислял все случаи, в которых Тайное Общество могло бы действовать с успехом и пользой. В ответ на его выходку я ему сказал: "мне нетрудно доказать вам, что вы шутите; я предложу вам вопрос: если бы теперь существовало Тайное Общество, вы наверное к нему не присоединились бы. - "Напротив, наверное бы присоединился, - отвечал он. - "В таком случае давайте мне руку", - сказал я ему. И он протянул мне руку, после чего я расхохотался, сказав Раевскому: разумеется, все это только одна шутка. Другие тоже смеялись, кроме А. Л. Давыдова, рогоносца величавого, который дремал и Пушкина, который был очень взволнован; он перед этим уверился, что Тайное Общество или существует, или тут же получит свое начало и он будет его членом; но когда он увидел, что из этого вышла только шутка, он встал, раскрасневшись и сказал со слезой в глазах: "Я никогда не был так несчастлив, как теперь. Я уже видел жизнь мою облагороженною и высокую цель пред собою, - и все это была только шутка...". В эту минуту он был точно прекрасен.
Много было написано о том, почему на каменских вечерних беседах Пушкин не был принят в Тайное Общество. Думается мне, что дед мой, Петр Васильевич, его брат Николай и старшая сестра Елизавета правильно решили этот вопрос. По их рассказам выходило, что заговорщики, во-первых, не рассчитывали на осторожность Пушкина, боясь, что при его темпераменте, он не то что не сдержит данного им слова хранить тайну, но либо стихом, либо необдуманно сказанным в споре словом наведет власти на след Тайного Общества. С другой стороны, они понимали, что участие Пушкина в заговоре, в случае неудачи, погубит его и его талант, т. е. принесет России незаменимую потерю.
Пушкин приехал в Каменку в ноябре 1820 года с генералом М. Ф. Орловым из Кишинева (где последний командовал воинской частью), вероятно, по приглашению семьи Раевских, с которыми он путешествовал по Кавказу, а потом провел некоторое время в Крыму, в Гурзуфе. Помимо дружбы с сыновьями H. H. Раевского, Александром и Николаем - последнему он посвятил написанного им в Каменке "Кавказского пленника" - Пушкина влекло туда, может быть, одно (20)
из самых возвышенных и чистых из испытанных им чувств: его любовь к их сестре Марии, будущей жене декабриста кн. С. Г. Волконского. Любовь эта началась на Кавказе, а, может быть, в Крыму, и выразилась сначала в известных строфах "Евгения Онегина", где он говорит о женских ножках, а затем, позже, когда Мария Николаевна была уже с мужем на каторге в Сибири, в посвящении ей "Полтавы".
Чувство это, впрочем, не мешало Пушкину волочиться за Аглаей Давыдовой, преследовать ее дочь Адель, принимать участие в "демократических спорах" и, главным образом, писать... Кроме "Кавказского пленника", он написал в Каменке: "Я пережил свои желанья"... и несколько других стихотворений, которые он подарил В. Л. Давыдову и которые были взяты жандармами при аресте последнего, и погибли безвозвратно.
Блестящий период каменской истории продолжался недолго - всего каких-нибудь десять лет. В начале 1825 года скончалась Екатерина Николаевна, а в январе следующего года, после разгрома восстания 14-го декабря, были арестованы Василий Львович Давыдов и кн. С. Г. Волконский. Жизнь в Каменке замерла надолго - на 35 лет. Александр Львович скончался еще раньше, а его жена вернулась во Францию и впоследствии вышла замуж за известного генерала Себастиани. Раевские переехали в выделенную им еще в 1805 году часть Каменки, Болтышку, а жена Василия Львовича последовала за мужем в Сибирь, оставив своих детей на попечение графини Чернышевой-Кругликовой, жившей в Петербурге. Этих детей было шестеро: два сына и две дочери, рожденные до брака, и два сына мой дед Петр и мой дядя Николай, родившиеся после брака и до ссылки. Екатерина Николаевна завещала Каменку Василию Львовичу, а потому после ссылки она перешла к его законным сыновьям и не была конфискована.
Опекуном над малолетними наследниками и их имуществом был назначен владелец Смелы, муж племянницы Екатерины Николаевны Самойловой, граф Бобринский. Видимо, он уделял мало внимания Каменке, т. к., по словам моего деда, в дни его детства и юности, там полновластно распоряжались (21) управляющие, не только не соблюдавшие интересов владельцев, но форменным образом расхищавшие имение. Почему-то во время их владычества были разобраны до основания огромный каменский дом и флигель с колоннами в левой части парка, в котором, лежа на бильярде, любил писать Пушкин. До разорения главного дома на его террасах, где когда-то собиралось аристократическое общество, управляющие устраивали пиршества с соседями. Лилось остававшееся еще в погребах шампанское, которым поили даже лошадей, а хор крепостных пел малороссийские песни.