Мы между тем ходили в театр, бывали в обществе, осматривали окрестности. 14 сентября в большой компании во главе с губернатором и его супругой я ездил на знаменитые астраханские виноградники, находившиеся на Черепашьем острове, в 20 верстах от города, и принадлежавшие вдове полковника Ахметова. Погода была великолепная. На обширных виноградниках зрел богатый урожай, во многих местах стояли вышки - высокие сооружения из тонких жердей с лестницей. На верхней площадке находился мальчик-калмык с трещоткой, кнутом и пращой; возле него лежала куча камешков. Эти мальчики были сторожами виноградников, и их обязанность заключалась в том, чтобы отпугивать воробьев и других пернатых разбойников шумом, щелканьем кнута и ловким метанием камешков. Мы осмотрели вместительные винные погреба, а также дубовую рощицу - диковину в астраханской песчаной степи. Затем были приглашены любезной хозяйкой на роскошный обед в ее доме и вернулись в город поздно вечером.
Так как в жаркое время года здесь, в Астрахани, люди и лошади страдают от мириадов комаров и мошек, все спят под москитной сеткой из муслина; лошадей накрывают сетками из льняной или шерстяной пряжи, чтобы по возможности предохранить их от укусов этих паразитов.
17 сентября, в день святой Софьи, ангела-хранителя генеральши Софьи Т., ее супруг дал костюмированный бал, на который были приглашены сливки астраханского общества. Разряженные красивые армянки выглядели великолепно, а юная Катерина Т., одетая в костюм Норы, была обворожительна. Бал был очень оживленным. Армянские и русские танцы сменялись французскими кадрилями, и во время ужина было произнесено много тостов за здоровье королевы бала Софьи Т. и других присутствовавших дам.
Во время наших поездок мы побывали однажды на большом рыбном промысле, называемом здесь ватагой, на берегу Волги, где под большими навесами солят и опускают в ямы с рассолом белугу, осетра и другую рыбу. Тысячи рыбин громоздились в просторных помещениях; множество рабочих занималось их обработкой, а также приготовлением икры, которая хранится свежей или слегка подсоленной в бесчисленных бочонках различной величины или в мешках. Мы встретили здесь немецкого коммерсанта, занимавшегося отправкой сотен бочонков с икрой почтовыми лошадьми через Варшаву в Берлин. Он рассказал мне, что совершает это путешествие каждый год поздней осенью, добираясь за 50 дней от Астрахани до Берлина (тогда в России еще не было железной дороги). Количество рыбы всех видов и размеров, заготовляемой ватагами на нижней Волге, фантастично. Стаи чаек с пронзительными криками кружатся над местом разделки рыбы, питаясь отбросами. Зимой отсюда, из Астрахани, непрерывно идут караваны из сотен и более саней, чтобы доставить мороженую или соленую рыбу в центральные районы страны. Дорога в это время года становится ужасной, изрытой глубокими бороздами от санных полозьев. Позднее я имел случай почувствовать неудобство зимнего путешествия по этому бездорожью!
В свободные часы я брал уроки татарского языка у одного старого муллы, определял высоту солнца с помощью секстанта, чтобы сличить с показаниями моего хронометра, много читал о людях и местах, где мы должны были позже побывать. Начальника экспедиции все не было, и прекрасные октябрьские дни летели для нас незаметно.
Судно было оснащено; для экспедиции наняты матросы, 20 астраханских и столько же уральских казаков, отличные стрелки и гребцы; прибыла даже артиллерия (4 пушки) из крепости Георгиевск на Кавказе. Только Карелин все не давал о себе знать. Однако я получил от него краткое письмо с извещением, что тяжелая болезнь удерживает его в Оренбурге. Между тем наступил суровый ноябрь с морозами и снегом. Поскольку мы не рискнули отправиться в путешествие поздней осенью и при штормящем в это время года Каспийском море, мы покинули свои отдельные квартиры и поселились вместе в доме И., ведя беззаботную жизнь в кругу этой доброй семьи.
Наконец 10 ноября, когда Волга уже покрылась льдом, прибыл Карелин. Он привез с собой из Оренбурга топографа, офицера М., и его кузена, набивщика чучел. Карелин хотел во что бы то ни стало сразу же отправиться в море; вскоре, однако, он должен был согласиться, что это рискованно. С нашего судна были сняты все снасти, и оно было укрыто от ледохода в надежной бухте, казаки и матросы отпущены до весны, а Карелин устроился на моей прежней квартире.
Коллежский асессор Карелин был большим кутилой, имел веселый нрав. Он любил хорошо поесть, выпить отличного вина и бывать в веселом обществе. Он и нас втянул в свои развлечения, однако нам скоро надоела эта праздная жизнь. Я предложил Карелину откомандировать меня в Тифлис, чтобы там в архивах штаба и других учреждений снять копию плана острова Челекен у входа в Балханскую бухту, на восточном побережье Каспийского моря, а также других планов, сделанных полковником Муравьевым{6} в 1821 г. во время его путешествия в Хиву, и собрать данные, касающиеся туркменских племен. Поручику Фелькнеру и молодому врачу надлежало добраться сушею через Восточный Дагестан в Ленкорань, где мы должны были встретиться в марте 1836 г. Сам Карелин хотел провести зиму в Астрахани и с открытием навигации отплыть на "Святом Гаврииле" в Баку, откуда мы, собравшись все вместе, должны были отправиться к восточному берегу. Каспийского моря. Мое предложение было принято, и уже через несколько дней я нашел спутника, а именно комиссара провиантского департамента Орлова, который в сопровождении четырех солдат должен был привезти в Тифлис 500 тыс. рублей золотом в империалах и два бочонка одеколона "Наполеон". Итак, приготовившись к зимнему путешествию через необитаемые степи, я попрощался со спутниками, а также с многочисленными друзьями обоего пола, передал все свои инструменты Карелину и выехал 14 декабря по замерзшей Волге в тринадцатиградусный мороз в Тифлис.
Наш маленький караван состоял из трех легких экипажей: теплой кибитки, где сидели я и Орлов, телеги с деньгами, охранявшейся унтер-офицером и двумя солдатами, и еще одной телеги с двумя солдатами. Стояла чудесная, ясная погода, но было ужасно холодно. В первый день мы проехали две станции.